Голос Губенко. 80 лет со дня рождения, год – смерти

С каждым годом в телефонной книге их всё больше – номеров, по которым уже не дождаться ответа. Номеров, которые никогда не высветятся сами. Губенко Эн Эн. Мобильный. Домашний.

– Соберётесь к нам в театр – звоните. 
      
Если нет спектакля или репетиции, то есть, скорее всего, поздним вечером, после длинных гудков в динамике зазвучит глубокий, грудной, интеллигентный голос. Не знаю, можно ли, правильно ли запоминать человека по тембру, но моё непродолжительное знакомство с Губенко началось с голоса и закончилось голосом.
    
– По несчастью или к счастью истина проста: никогда не возвращайся в прежние места.
    
Монолог из «Подранков» – Губенко читает стихи Шпаликова – просмотрен на «Ютьюбе» 350 000 раз. Готовясь к интервью, я ставлю друг за другом фильмы, снятые им, изучаю сыгранные им роли. «Из жизни отдыхающих», «И жизнь, и слёзы, и любовь», «Пришёл солдат с фронта», «Они сражались за Родину». Нехорошо, неправильно мерить столь большое имя в искусстве столь специфическим аршином, но вновь и вновь прихожу к выводу: самое пронзительное воздействие оказывает на меня именно речь Губенко. Голос – некрикливый, незвонкий, сосредоточенный, как будто надтреснутый. Голос, видевший и познавший жизнь. Наверное, так:

А не то рвану по следу,
Кто меня вернёт?
И на валенках уеду 
В сорок пятый год.
В сорок пятом угадаю,
Там, где – боже мой! –
Будет мама молодая
И отец живой.
    
У скольких миллионов, так же как у меня, на этих словах перехватывает дыхание и начинает щипать в носу? И то же – в театре: небольшой, немолодой человек, выхваченный пятном прожектора из темноты, одним своим голосом, словно дирижёр или дрессировщик, контролирует зал – заставляет сотни людей прислушаться к шёпоту или трепетать от раскатов грома. «Большой динамический диапазон». Кажется, так это называется по науке. Но скорее – большая душа и большая судьба.
    
– Я ребёнок Советского Союза, – говорит Николай Губенко. – Советский Союз заменил мне родителей, вырастил и воспитал меня. Как, по-вашему, я мог относиться к его гибели?
    
Мы записываем разговор в цехе очередного советского издательства, переоборудованного под лофты и студии, распиленного и разделённого между бесконечными ООО или ИП. Разговор на руинах государства, общества, цивилизации, мечты, любви. Действительно, как мог воспитанник Одесского детского дома № 5 относиться к тем, кто превратил страну в груду обломков? Вероятно, так же, как к тем, кто убил его отца и казнил его мать в 1942-м...
    
И эта любовь, и эта ненависть давали Губенко силы сопротивляться. Строить на обломках «Таганки» театр «Содружество актёров Таганки», где в 90-е, в годы самого разнузданного либерального триумфа, ставилась бы советская, русская классика, создавались спектакли-памфлеты, спектакли-снаряды. Я смотрел «Концерт по случаю конца света» и удивлялся тому, как это вообще возможно в городе, где, казалось, все театры давно слились в один сплошной «Гоголь-центр». Где затоплен и заброшен музей Маяковского. Где нужно быть дрянью, чтобы стать знаменитостью.
    
А над театром Губенко развевался другой флаг. Театр напоминал баррикаду в центре захваченного города. Лжец и подонок, мерзавец и негодяй на этой сцене назывались своими именами. Трагедия не становилась фарсом. Предательство не объявлялось подвигом.
    
Неполиткорректный, неудобный, несгибаемый... Сколько раздражения вызывал этот упрямый человек в «руководящих кругах»! И в ельцинскую эпоху, и в дни послеельцинского «возрождения». Как лицемерно, фальшиво и скользко звучали прощальные речи чиновников над гробом. С убранной в траур сцены каждый клялся «продолжить дело», «не допустить», «не позволить»... Не прошло и года, а в театре – новая администрация, и памятью Николая Губенко, его наследием распоряжаются те, кого он не пустил бы даже на порог.
    
Но всё же помимо чиновников и дельцов от искусства есть в этом мире ещё кое-что. Есть зрители. Есть те, кто на моих глазах приветствовал актёра, режиссёра, последнего министра культуры Советского Союза стоячей десятиминутной овацией. Есть те, у кого, как и у меня, останется в сердце незабываемый голос Губенко:
    
– «Даже если пепелище / Выглядит вполне, / Не найти того, что ищем, / Ни тебе, ни мне»...