На фоне ускоряемого войной на Украине глобального мирового передела, политическая, экономическая и общественная жизнь в Казахстане, явно заждавшаяся перемен, отчаянно топчется на месте. Проведен референдум по обновлению Конституции, в которой теперь сказано, что земля и ее недра принадлежат народу, - без отражения в практической политике. Президент пошел на собственные досрочные перевыборы, пообещав строительство нового справедливого Казахстана, - движения в эту сторону не наблюдается. Затем был обновлен Сенат, затем досрочно переизбран Мажилис и маслихаты, переназначено правительство, - в том же наборе кадров, ориентаций и мотиваций. И это при том, что воспроизводящий себя аппарат власти и депутатская масса демонстрируют неспособность справиться с копящимися в стране проблемами.
У нас нет оснований подозревать главу государства в неискренности, но фиксировать разрыв между намерениями и возможностями - приходится. Между тем, стремительные события на внешнем фронте приближают прямо касающиеся и Казахстана развязки. Вкупе с неспособностью правительства решать проблемы бедности населения, роста цен, износа энергетики и ЖКХ, дело идет к тому, что этот досрочный и фактически холостой избирательный цикл не будет слишком долгим. И на новых досрочных выборах вопрос встанет о принципиальных заменах.
А потому вопрос о ждущих нас переменах уже сейчас должен быть внесен в политический и общественный дискурс. Только способность и готовность трезво оценивать будущее дает и возможность участвовать в правильном его формировании. В противном случае страна, ее элиты и народ остаются не субъектом, а объектом определяемых другими процессов. Как это и произошло четверть века назад, когда государство Казахстан стало «многовекторной» периферией сразу нескольких метрополий.
А именно, Казахстан, оставаясь в поле русского языка, российского информационного и смыслового пространства, сохраняя евразийский менталитет и культурно-историческую самоидентификацию, попал заодно и в поле западных ценностей. Среди которых, помимо безусловно положительных, таких как права человека, система разделения властей и выборы, упор сделан на антикоммунизм, отрицание советского прошлого и подмену интернациональной идеи националистической.
Монетарной метрополией Казахстана стали США, с превращением национальной валюты тенге в «местный» доллар. Местные деньги эмитируются обменным образом, не имеют применения во внешнеэкономических расчетах, внутри страны лишены собственной кредитной и инвестиционной потенции и фактически играют роль валютного гетто.
Евросоюз, куда поступает большая часть сырьевого экспорта и откуда идет основной поток инвестиций и займов, тоже стал метрополией – торговой, финансовой и, частично, ценностно-идеологической. Фактически, это даже главная метрополия для Казахстана, поскольку участвующая в вывозе сырья и прокручивании «иностранных» инвестиций правящая верхушка откладывала капиталы в британской, испанской, швейцарской и других европейских юрисдикциях.
И при этом Казахстан, потерявший почти весь не относящийся к сырьевому экспорту индустриальный потенциал, остается сбытовой провинцией для промышленных и потребительских товаров из России.
Плюс, Казахстан обзавелся еще и китайской метрополией, благодаря передаче китайским компаниям ряда нефтяных месторождений, прокладке нефтепроводов и газопроводов в Китай.
Вообще говоря, присутствие иностранных компаний и многосторонние экономические связи характерны для любого современного государства, но только власти Казахстана открыто поименовали свою политику «много-векторной», и со всем основанием. Вектор – это отрезок, не просто соединяющий две точки, но и указывающий их соподчиненную диспозицию, градиент силы между ними. Положение «независимого» Казахстана в такой «многовекторности» фактически означает независимость от затрагивающих наши национальные интересы решений, принимаемых в Вашингтоне, Москве, Брюсселе и Пекине.
Независимость в таком формате означает лишь возможность для правящей верхушки проводить этно-ориентированную языковую и кадровую политику, в том числе за счет «регулирования» результатов любых выборов. В многонациональном Казахстане этно-клановая политическая конструкция не способствует общенациональной консолидации, ослабляет авторитет и устойчивость власти. А как раз слабость такой государственности, облегчающая «много-векторное» воздействие на нее, устраивает все метрополии.
В целом казахстанский пример «многовекторности» уникален и заслуживает включения в учебники новейшей истории, как идеальный образец ресурсной, монетарной и идеологической периферии, сориентированной сразу на несколько мировых центров и используемой каждым из таких центров в своих интересах. Что оказалось возможным, и пока еще остается таковым, в силу однополярной конструкции с одним гегемоном, устанавливающим единые правила игры, включая гарантии «независимости» частей распавшегося СССР, каждой по отдельности и со встроенным набором языковых, этнических и идеологических приоритетов, препятствующих ре-интеграции.
После распада СССР Казахстан, повторяя с лагом в два-три года формирование президентского единовластия и приватизационных преобразований в России, самым последним вошел в мировой рынок, - именно на нашей стране на переломе девяностых и нулевых годов завершился процесс глобализации. Но если в российский сырьевой комплекс иностранный капитал зашел лишь частично и с проблемами (сохранение монополии «Газпрома», ликвидация ЮКОСА), то прежний президент Казахстана довел процесс передачи всех значимых месторождений и металлургических комплексов американским, европейским, китайским и российским компаниям практически до совершенства.
В современном мире нет другой такой страны, власти которой столь неукоснительно соблюдают рекомендации МВФ, руководствуются советами Всемирного банка, стремятся к стандартам ОЭСР, а правительство полностью ориентировано на внешний консалтинг, иностранные инвестиции и интересы иностранных инвесторов. Соответственно, нет другой такой страны, которая, обладая богатейшими природными ресурсами и экспортируя в больших объемах нефть, газ, черные, цветные металлы и уран, имела бы столь низкую отдачу как для населения, так и самого государства.
Так, даже по официальной статистике все на круг население, включая и самых обеспеченных, в среднем тратит на пропитание более половины (54%) семейных бюджетов. В макроэкономическом же плане страна оказалась в ловушке внешнего финансирования: при всем массированном сырьевом экспорте валютные запасы Нацбанка и Национального фонда все равно на 80 млрд долларов меньше накопленных внешних обязательств. Обслуживание этих обязательств ежегодно выводит из экономики по 20-25 млрд долларов и переводит в минус итоговый счет платежного баланса.
В набор качеств, позволяющих считать Казахстан идеальной «многовекторной» колонией, входит и категорическое отсутствие самой такой темы в правительственном, парламентском, экспертном и общественном дискурсе. Официальные и при том наглядно-разоблачительные данные по внешнему платежному балансу, международной инвестиционной позиции, направлениям иностранного инвестирования, отсутствию производительного национального кредита, катастрофически недостаточной платежеспособности населения и всего внутреннего рынка регулярно публикуются, но никак не анализируются, даже не упоминаются. И это не заговор молчания, а в основном добротное неведение, ориентация на «так во всем мире». Элиты периферийного государства находятся в интеллектуальном единстве с таким придаточным положением своей страны на мировом рынке и в геополитике. Современный неоколониализм, в отличие от своего классического предшественника, поддерживается не присланными из метрополии генерал-губернаторами, а местными компрадорами во власти и в общественной среде.
Впрочем, во власти и в обществе достаточно и тех, кто понимает колониальную суть такой государственности и невозможность сохранения сложившейся четверть века назад компрадорской политико-экономической модели. Прежде всего, надеемся, это относится к действующему президенту, хотя и вышедшему из того же режима, однако в альянсе с «иностранными инвесторами» не участвовавшему. В любом случае, сама по себе возможность, располагая верховной властью в стране, откладывать вывозимые капиталы на Западе, ушла в историю. А потому главе государства объективно необходимо опираться уже не на «вывозной», а национальный интерес.
Национальный же интерес Казахстана в новой геополитической реальности все определеннее устремляется по Евразийскому вектору. И чем скорее осознание этого факта и вытекающих из него последствий будут внесены в общественный дискурс, тем больше у нашей страны возможностей не потерять достигнутое и обрести новые перспективы.
Со всей определенностью надо сказать, что главный вызов евразийской перспективы для Казахстана состоит не в насильственном втягивании в воссоздаваемый Россией СССР-2.0 - угрозу чего активно муссируют этно-патриоты и прозападные либералы. Напротив, совершенно реальная и самая опасная для благополучного будущего страны и казахской нации угроза состоит в том, что Казахстан рискует остаться … вне вызревающей сейчас в ходе украинского конфликта союзной государственности.
Специальная военная операция есть экзистенциальное, - до действительно полного победного конца, противостояние восстанавливающей свое историческое качество России и коллективного Запада, отстаивающего свой плацдарм в виде Украины, как анти-России, - на российской же исторической территории. Историческое право на эти территории Россия обрела еще несколько веков назад и не раз его подтверждала через отражение попыток объединенных сил Европы получить их под свой контроль через польское, потом шведское, потом наполеоновское, затем гитлеровское нашествия. Да и нынешний контроль над Киевом Запад получил не благодаря своим усилиям, а в результате добровольной идеологической капитуляции стержня СССР - КПСС. Понятно отчаянное желание США-Британии с европейскими сателлитами на этот раз переломить историческую традицию и удержать за собой столь счастливо доставшийся плацдарм, но как раз История и не оставляет шансов на успех.
В нынешнем экзистенциональном противостоянии победа Украины состоит не в отвоевании каких-то территорий, а в ликвидации исторической России, - полном лишении ее военного и экономического потенциала и политической субъектности. Что заведомо недостижимо за счет внешнего военного и санкционного воздействия. Тем более не имеет шансов и ставка на внутреннюю дестабилизацию. Наоборот, война на Украине консолидирует власть и российское общество. И она же, вместе с санкциями, является сильнейшим катализатором окончательного вывода российской экономики из полу-придаточного состояния, переформатирования внешних связей, наделения рубля собственной инвестиционной потенцией, повышения индустриального качества и технологической самодостаточности.
Поэтому неизбежный победный конец украинского конфликта, это ликвидация проекта «Украина – анти-Россия», вопрос только в сроках и сценариях. Необходимым и достаточным условием может стать исключение из украинской Конституции цели вступления в НАТО, а со стороны самого НАТО – прекращение какого-либо сотрудничества. После чего экзистенциальное противостояние продолжится в формате предшествующих СВО предложений России о возвращении НАТО в границы 1997 года. В любом случае, это процесс на годы вперед. Параллельно предстоящие несколько лет будут формироваться новые валютные и инвестиционные, производственные и торговые отношения на Евразийском и сопредельных геополитических пространствах.
Эти новые валютные, производственные и логистические системы и определят фактические границы между соприкасающимися геополитическими блоками. Уверенно можно прогнозировать, что по обе стороны пограничных и таможенных постов будут существовать отдельные территории, даже целые государства, в статусе «много-векторных» буферных периферий. На таких, сориентированных по разным векторам территориях-государственностях может поддерживаться относительно благополучное существование за счет собственных «независимых» производств и денежных систем, но их статус всегда будет придаточным, поскольку ни один из новых мировых центров не будет вкладываться в размещение на них чего-либо жизненно важного для себя. Но любой из таких центров будет эксплуатировать периферийные государства в своих интересах.
По всей вероятности, такой буферной территорией будет та идентифицирующая себя через «не-Россию» часть Украины, которая не войдет в союзную государственность. И, по всей видимости, на западных границах Евразийского Союза не только она.
Что же касается Казахстана и других Центрально-Азиатских государств, то основные экономические и политические тренды на нашем пространстве будут определяться, во-первых, инициируемым Россией переформатированием рынков нефти и газа, черных и цветных металлов и, особенно, урана, с формата «рынок покупателя» на «рынок продавца». То есть, оформление экспортных сделок будет переводиться в национальную юрисдикцию, в национальной валюте и по котировкам в этой валюте. Во-вторых, пройдет масштабная переориентация экспортных потоков с европейского направления на китайское, а также в направлении Индийского океана. В частности, будет осуществлен реверс газопроводов «Средняя Азия – Центр» для поставок газа из России с расширением мощностей по китайскому направлению, а также со строительством газопровода на Пакистан и Индию.
Казахстан, являющийся важной частью нефтегазового, металлургического и уранового экспортных комплексов, тем более с безальтернативной привязкой к российским трубопроводам, портовым терминалам и железным дорогам, будет без вариантов втянут в такое переформатирование. С тем еще важным именно для нас дополнением, что будет решаться судьба западных компаний, эксплуатирующих основные нефтегазовые, урановые месторождения и металлургические комплексы: им придется либо уходить, либо соглашаться работать под национальным контролем.
Однако варианты, на выбор которых могут оказать влияние наше собственное политическое руководство и общество имеются: консервация «независимости» или переход в формат союзной государственности.
Объективные обстоятельства тяготеют как раз к сохранению Казахстана, как квази-суверенного, но уже «двух-векторного» государства – в качестве экспортно-сырьевого и логистического буфера между Россией и Китаем. И их обоих – в коридорах через Казахстан на Юг.
Китаю, совершенно точно, удобнее взаимодействовать по-отдельности с «независимыми» Казахстаном, Узбекистаном, Туркменистаном, Таджикистаном и Киргизстаном. Поэтому противники ЕАЭС, теряющие попечение со стороны Вашингтона-Брюсселя, вполне могут рассчитывать на опосредованное шефство над ними уже Пекина.
Россия же, со своей стороны, тоже может предпочесть сохранение двустороннего формата отношений с каждым «сувереном», - он позволяет ей отсекать нежелательные влияния и обеспечивать все необходимое ей самой, без принятия обязательств в части промышленного и социального развития партнеров. Забот по окончательному оформлению Российско-Белорусской союзной государственности, с включением в нее не антирусской Украины, на ближайшие 5-10 лет Кремлю вполне достаточно.
Самому же Казахстану вхождение в союзную государственность жизненно необходимо: только это дает возможность восстановить индустриальное качество, сбалансировать торгово-производственные отношения с Россией и оказаться не на курируемой из Москвы и Пекина периферии, а неотъемлемой частью исторического и экономического ядра Евразийского союза.
Однако за вхождение Казахстана в Евразийскую союзную государственность придется заплатить конкретную и не малую цену. С тем, чтобы интеграционная инициатива была воспринята и принята в Москве. Как и во всей России, которая за три десятилетия дистанцирования тоже привыкла, что бывшая Средняя-Азия – чужая. Для россиян казахи сегодня, это те, кого пришлось выручать силами ОДКБ, но которые сами на выручку не торопятся. Обратное же можно доказать только делом.
Надо сказать прямо: «казахский национализм», негласно опекаемый из властных кабинетов Астаны и удобно критикуемый из Москвы, во многом есть искусственный конструкт, используемый компрадорской правящей верхушкой для закрепления своей несменяемости и неподотчетности. На самом деле, межнациональное тюркско-славянское согласие выработано в Казахстане давно и прочно. Историческим фактом является вклад казахских отрядов в отражение наполеоновского нашествия в Отечественную войну 1812 года, неоценим и подвиг воинов из Казахстана в Великой отечественной войне. В истории казахов были восстания против чинимых царскими и большевистскими властями несправедливостей, но за всю историю не было и не могло быть конфликтов между казахами и русскими. Как совершенно комплиментарно сосуществуют в Казахстане исламская и православная конфессии.
Прямо надо сказать и о комплексе «старшего брата», привычке к великодержавному, а то и шовинистическому поведению, что нередко встречается в России. Тем больше необходимость использовать это не как повод к разделению, обмениваться не взаимными претензиями и обидами. Нужен равноправный, взаимовыгодный и равно-уважительный союз. Выработка условий для которого есть непростая, но жизненно необходимая задача.
Надо ведь еще понимать, что сама идея присоединения Казахстана к союзной государственности тянет за собой тот же вопрос в отношении других азиатских «суверенов», а потому даже первый шаг требует определения конечной точки маршрута.
В заключение еще раз о том, почему явно недовольный правительством президент воспроизводит его же, почему замысел все обновить через выборы ничего не обновил, почему вся система президентской власти, декларируя переход к новому и справедливому Казахстану, безнадежно топчется в старом и несправедливом. Почему встревоженная общественность, справедливо недовольная властью и всем происходящим в стране, сама топчется в старых догмах, не поднимая планку выше «отнять и переделить» в отношении прежнего клана и категорически не замечая, что уходит не старый президент, а вся эпоха. И почему главный вызов для нашей страны не в том, чтобы отстоять «независимость», а в том, чтобы не оказаться вне союзного ядра.
Так уж получилось, что замена президента в Казахстане совпала не только с кульминацией процессов мирового передела, но и с исчерпанием возможностей поддержания внутренней социально-экономической стабильности в рамках компрадорской экспортно-сырьевой экономической модели. Например, это касается энергетической и коммунальной инфраструктуры, подошедшей к крайней степени износа, наложенной на исчерпание мощностей и необходимость нового масштабного строительства. Между тем, источников инвестирования в реновацию и развитие систем электро-тепловодоснабжения в данной экономической модели попросту нет, попытки же правительства изыскать ресурсы за счет поднятия тарифов вредоносны: они не спасают отрасль, но губительны для цен и потребителей.
Убедительной иллюстрацией сразу и правильного целеполагания в отношении назревших перемен и блокирования этих перемен неверными посылами является предвыборная программа президента Токаева, рассчитанная, как в ней сказано, на все предстоящие семь лет.
Характерно, что семилетняя программа вообще даже не упоминает подготовленные правительством и подписанные президентом же стратегические документы, в частности, пакет национальных проектов. Не удивительно: именно в стратегическом программировании налицо концептуальное бессилие правительства. Так, национальные проекты целиком выстроены на привлечении неких инвесторов, да еще в несырьевые направления, а таковых в самом Казахстане попросту нет, внешние же заинтересованы только во внешней сырьевой и финансовой эксплуатации.
В избирательной программе президента политически смелая и честная констатация «ловушки бедности», в которой оказалось население Казахстана, объяснено недобросовестной деятельностью монополистов, что принципиально не так. На самом деле, обеспечивающие внутренний рынок производители ГСМ, электроэнергии, коммунальных и транспортных услуг сами, из-за критически низкой платежеспособности потребителей, находятся в «ловушке бедности», прежде всего инвестиционной. Решением проблемы является не окончательное разгосударствление и «демонополизация», как обещано в программе, а, наоборот, возвращение государства в экономику и принятие на себя ответственности за стабилизацию цен и инвестирование в национальную инфраструктуру.
Просто поразительны заявленные в программе намерения довести накопления Национального фонда до 100 млрд долларов и привлечь еще не менее 150 миллиардов иностранных инвестиций. По сути, это клятва сохранения колониальной экономической модели, данная не казахстанскому, а какому-то иному «избирателю». Идея фактически удвоить запасы Нацфонда, при том, что все последние годы он работает в расходном режиме, да еще на фоне того, что сейчас происходит с самой мировой валютой, явно фантастична. Но здесь важен принцип: на уровне государственного руководства подтверждено, что Казахстан остается монетарной периферией США.
Мы можем только предполагать, насколько вмененная извне колониальная парадигма укоренена в руководящих головах АП и правительства и воспроизводится ими автоматически, а насколько это просто политес перед «иностранными инвесторами», на то время, пока переход в иную экономическую модель еще только ожидается.
В самом деле, Россия, сконцентрированная на военном противостоянии, еще только намечает контуры самодостаточной вне-долларовой экономики, и только для себя. Соответственно, властям Казахстана пока еще не во что встраиваться, тем более что наш исторический талант – не преобразовывать окружающую среду, а вписываться в любой новый «вмещающий ландшафт».
Да, официальный Казахстан не вправе опережать события и принимать несозревшие решения. Однако это не только не препятствует, но, наоборот, поощряет общественный дискурс на предмет того, что дальше делать с «многовекторностью» и в каком направлении, чтобы не болтаться на чужих растяжках, двигаться самим. На что и направлен данный Манифест.
