Голод 1932–1933 гг. в Казахстане: феномен мифологизации истории как составная часть глобальной информационной войны

Коллаж: Русские в Казахстане

 

Выдвинутые в конце 20-х годов ХХ в. ВКП(б) во главу угла политики в деревне внеэкономические императивы с их ориентацией на жесткий командно-административный террор не только дискредитировали идею кооперирования крестьянства, но и сводили на нет ее позитивные потенции. «Великий перелом»[1] начинал разламывать прежние архаические сельские структуры. И, по мнению многих сегодняшних казахских исследователей и «любителей истории», основную роль в данном процессе сыграл боевой комиссар «малого Октября в Казахстане» Ф.И. Голощекин, горячо поддержавший И.В. Сталина, акцентировавший внимание на том, что «перелом» в аграрных отношениях непременно даст обострение классовой борьбы на селе. «На этой почве, на этом пути сейчас чрезвычайно обостряется в новых формах классовая борьба. Бай не так реагировал при переделе луговых угодий, не так реагировал при конфискации, как он остро реагирует сейчас, когда он почувствовал процесс коллективизации, процесс оседания. Он чувствует, что его час пробил» [9, c. 382–383].

 

Распространенный подход в сегодняшней казахской историографии голода 30-х годов ХХ в. сводится к указанию на то, что «личностные» качества Ф.И. Голощекина в сочетании с родовыми пороками советской системы и дали разрушительный результат, когда «голод, поразивший Казахстан в 30-х годах и унесший почти 1,8 миллионов человек, прочно слился в общественном сознании с именем Голощекина и его теорией «Малого Октября». Ставший активным агитатором коллективизации, он выступил инициатором сверхфорсированного оседания казахских скотоводческих хозяйств. Ошибки, допущенные Голощекиным, стали для жителей трагическими. При этом совершенно не учитывались особенности такого сложного хозяйственно-культурного типа деятельности, как кочевое скотоводство» [13].

Сказанное, однако, не дает оснований подозревать, как к этому подводят иные казахские публицисты в последние годы, что голод 1932–1933 гг. – некая «специально задуманная, спланированная и организованная» антиказахская акция сталинского режима. Здесь они не оригинальны, ибо повторяют, например, Р. Конквеста. Один из сомнительных фрагментов его работы сообщает о некоем «директоре Челябинского тракторного завода Ловине», который-де, выражая официальную точку зрения, высказался перед непоименованным «иностранным коммунистом» о разразившемся голоде следующим образом: «Советам голод был чрезвычайно выгоден на Урале, в Западной Сибири (имеется в виду и Казахстан. – Авт.) и Поволжье. В этих районах жертвами недоедания стали в основном лица нерусской национальности. Их земли были заняты русскими переселенцами из центральных областей. Мы, разумеется, не националисты, но не можем не приветствовать этого факта» [26]. По мнению Р. Конквеста, следующий год показал, что И.В. Сталин разделял эту точку зрения, причем не только по отношению к данным национальным меньшинствам, но и по отношению – и еще в большей степени – к украинцам.

Если даже допустить, что такой случай^[2] либо подобные случаи имели место, то все равно данный пример или возможные примеры, мягко говоря, далеко не репрезентативный аргумент в пользу умозаключений о «антиказахском», «антиукраинском», «антисеверокавказском» и пр. «геноциде».

Простой вопрос по этому поводу сразу же обнажает их несостоятельность: если голод в Казахстане и на Украине был организован искусственно, то почему режим не осуществил то же самое, например, и в Средней Азии или в Закавказье и почему голод охватил и часть России? По недосмотру «организаторов», очевидно?

Но дело даже не только в самой фальсификации данного вопроса. Такое восприятие до примитива упрощает природу проблемы, сужает ее понимание до категорий «случайного», «возможного/невозможного», переводит ее объяснение в плоскость неких персоналий, абсолютизации субъективных, личностных факторов, заговоров и прочей конспирологии.

Отдельно стоит отметить, что хотя распад СССР и привел к утрате методологического единства исторической науки, но в Казахстане марксизм еще продолжает оставаться частью сознания некоторых казахских историков. Под вульгарно понимаемый «марксизм» в республике иногда подверстываются и тезисы о некоем «масонско-троцкистском» заговоре. В данном смысле казахские авторы, конечно, не оригинальны и просто повторяют любимые тезисы всевозможных маргинальных «борцов» с «еврейским большевизмом».

Например, Муса Сулейменович Бесбаев – известный и уважаемый человек в Казахстане, аксакал, ветеран Великой Отечественной войны, крупный ученый, историк, талантливый педагог, профессор, доктор исторических наук, отличник и почетный работник образования, академик Международной академии информатизации при ООН, предлагает свою схему видения коллективизации и потерь при ее проведении в республике: «Казахстан много веков находился в оковах насилия: мстительных джунгар и эмиров, жестоких российских казаков и троцкистов-сионистов, в тисках красной империи, в условиях колонии. Казахи 400 лет боролись. 20 лет тому назад они приобрели суверенитет и независимость. … В 1920-е годы влияние партии “Алаш” на казахский народ было бесспорным. С целью нейтрализации этого процесса в 1925 году троцкисты из ЦК ВКП(б) дали указание Ф.И. Голощекину, поставленному во главе краевого комитета Компартии, устроить в Казахстане “малый Октябрь”, отделить и изолировать от народа казахскую национальную – националистическую, как они ее называли, – интеллигенцию и свести на нет ее всенародный авторитет. А в дальнейшем и репрессировать вплоть до физического уничтожения, что и было сделано махровым троцкистом» [1]. Подобные взгляды могли бы быть частным мнением, но они навязываются в качестве обязательного текста для учащихся средних и высших учебных заведений.

В последнее время в казахской историографии появились и более взвешенные и, как представляется, реалистичные, оценки личности Ф.И. Голощекина и его подхода к коллективизации в республике. Так, профессора В.К. Григорьев и Л.С. Ахметова в своей монографии «Первые лица Казахстана в сталинскую эпоху» пишут о том, что в «фигуре Филиппа Голощекина, в чьей ментальности слились воедино: местечковость, упрощенное представление о науке марксизма, революционная нетерпимость, стремление к прямолинейным решениям на базе общих директив сверху», к этому следует подходить с учетом особенностей тогдашнего, а не сегодняшнего времени [8, c. 63].

И если фактически Ф.И. Голощекин выступил инициатором сверхфорсированного оседания казахских скотоводческих хозяйств (руководствуясь генеральной линией партии), ничуть не меньшая вина лежит и на местных партийных работниках - русских, казахах, украинцах, национальная принадлежность в данном случае абсолютно неважна, поскольку очевидно, что логика беспрекословного исполнения высших партийных решений универсальна. Верный соратник Ф.И. Голощекина – И.М. Курамысов, заявлял: «Кочевье и полукочевье тянут нас назад», «оседание казахов есть дело самих казахов» [6].

Некоторые казахские публицисты пытаются «обыграть» факт принадлежности Ф.И. Голощекина к еврейской национальности в духе примитивных мифов о «кознях жидо-масонских большевиков». Будто тогдашняя советско-партийная казахская элита в своем рвении чем-то уступала Ф.И. Голощекину. В Казахстане же проводится мысль о некоей особенной «кровожадности» Ф.И. Голощекина, практиковавшего, по оценке директора Архива президента Казахстана В.Н. Шепеля, «жесткий административный стиль». По данным В.Н. Шепеля, «Голощекин всякий раз поучал: “Надо уметь администрировать”, говоря о хлебозаготовках: “Крайком предупреждает, что всякое ослабление или отклонение от твердого большевистского выполнения директив будет рассматриваться как правый уклон в руководстве”, а посевную кампанию называл “последним боем”. И наконец, подчеркивал: “Необходимо резко провести линию изоляции кулацкого и байского хозяйства при коллективизации и в конечном итоге уничтожить кулака как класс”» [23, с. 5–6].

Стремление сделать Ф.И. Голощекина «основным ответственным» за голод оказывается очень уязвимой к критике, поскольку сторонники такого подхода не в состоянии представить хоть как-то подтверждающие эту гипотезу факты, например какие-либо «людоедские» высказывания Ф.И. Голощекина. Их нет, поскольку он вообще почти не выходил за рамки стандартной партийной риторики того времени. Нет ни одного документа, который можно было бы оценить как «план геноцида казахов». И сторонники этой точки зрения оказываются в тупике, поскольку не могут объяснить мотивацию руководства республики накануне коллективизации и очевидным образом вывести из нее возникший голод, т. е. представить действия руководства как причины трагедии. Потому «историки-публицисты» и «историки-литераторы» пишут и утверждают, что документов о голоде не осталось, либо они уничтожены, либо их «прячет власть».

Как можно судить из тогдашних выступлений Ф.И. Голощекина, он рассчитывал на осмотрительность партийного и хозяйственного актива, на его способность учета особенностей кочевого и полукочевого хозяйства при оседании и создании колхозов. Но перед началом «коллективизации на основе оседания» у руководства республики не было действенных рычагов воздействия на актив, находившийся на местах. Республика, располагавшаяся на громадных пространствах, имела очень плохую связь и скудные коммуникации. Большинство регионов, отдаленных от центра, трудно было даже проинформировать о чем-то, не говоря уже о системном контроле. Контроль можно было как-то наладить вокруг городов и вдоль железной дороги, но в остальных местах активисты были предоставлены сами себе.

В то же время местный актив часто представлял собой неуправляемые группы, которые пользовались директивами крайкома как поводом для «законных» злоупотреблений. Директива о коллективизации была воспринята активом как прямое разрешение на тотальный грабеж.

Как отмечал сотрудник Казахского научно-исследовательского института по проблемам культурного наследия номадов Б. Жанаев в интервью казахстанской газете «Время», «если мы будем все время скрывать реальные исторические факты, подменять подлинное научное знание мифами, то обречены постоянно наступать на одни и те же грабли, следовательно, у нации и государства не будет будущего. …Кричат о геноциде при Сталине и Голощекине. Но никто не поднимает вопрос об ответственности той же казахской элиты. Ездили по степи и отбирали скот у казахов ведь не русские, а братья по крови.

– Так в каждом стаде найдется паршивая овца...

– Ну что-то слишком много таких овец было»[5].

Тем не менее попытки ревизии истории, применительно к оценке трагедии 1932–1933 гг., в Казахстане продолжаются и, более того, они четко синхронизируются со схожими тенденциями на всем постсоветском пространстве. По определению российского историка и эксперта по проблемам Центральной Азии В.Н. Хлюпина, «вытаскивая на всеобщее общественное обозрение “конотопские” болячки, “голодоморы”, "1916-е годы”, местечковые элиты преследуют банальные и совершенно понятные цели. Во-первых, в очередной раз отвлечь “материал” от насущных вопросов жизни поиском внешнего и внутреннего врага. Во-вторых, искусственно поляризуя и раскалывая “материал”, им (материалом) не только проще управлять, но и можно добиться конкретных экономических дивидендов, как- то: перераспределить имущество “чужаков” и т. п. Война с Историей – не просто и банально извращение исторической памяти… Прошлое, это так, предлог и повод, чтобы поставить под старые знамена новых рекрутов. Главное тут всегда – настоящее, реальное, что можно потрогать, урвать, перераспределить в свой карман. Это “историческое прозрение” – не баловство праздных депутатов, журналистов и поэтов, а политика, сухая, прагматичная и совсем не эмоциональная. Журналистов и прочих эмоциональных истериков просто покупают, или тоньше – “стимулируют” на освещение данной, вдруг горячо “озаботившей” общественность темы» [21].

Именно «литературно-публицистический» характер исследования темы голода 1932–1933 гг., безусловно, доминировал в республике в течение всех 90-х годов прошлого века и частично остается весьма заметным и по настоящее время. Объясняется это, очевидно, не только особенностями неглубокого и несистемного взгляда на историю со стороны «стирателей белых пятен» и борцов за «патриотическую версию истории», но и ментальными склонностями значительной части казахской интеллектуальной элиты и самого казахского этноса. Эти особенности – любовь к некоей «поэтизации» исследуемых предметов, стремление оправдать реальные или мнимые «поражения» необоримым влиянием различных внешних сил или факторов и почтительное отношение к интеллектуалам (как реальным, так и к тем, кто сам себя так обозначил). Как ярко описала такой сорт «интеллектуалов» блогер С. Дуйсекова [10], «есть еще писатели-историки. Их поляна — времен минувших небылицы. Этих казы не корми, дай только повоспевать славные подвиги предков. Добрая половина прославляемых ныне батыров были на самом деле банальными барымтачами и разбойниками. Об этом все догадываются, но вслух говорить не принято. Великое водное перемирие, негласный общественный договор – Маке не напоминает Баке, как принципиальный дед последнего пачками сдавал сородичей в ЧК, а Баке бестактными замечаниями не мешает Маке праздновать столетний юбилей его деда, вдохновенного организатора массового голода».

Значительная часть гуманитарной казахской интеллигенции, заняв нишу «профессиональных патриотов», постоянно демонстрирует значительный националистический настрой. Писатели (в основном пишущие на казахском) в течение всех лет независимости РК, чаще и громче остальной казахской интеллигенции требуют «политической оценки этой национальной катастрофы», которая, по их мнению, «до сих пор не дана» [4].

Казахские «историки-мифотворцы», пытаясь утвердить себя в роли «единственно настоящих патриотов», эксплуатируют историческое сознание не через присущую ему функцию носителя опыта и коллективной памяти, а в качестве агрессивного орудия политизированно-идеологической конъюнктуры, понимаемой ими к тому же очень специфично. Манипулируя ценностями традиционалистской казахской культуры во всевозможных жизненных контекстах, «патриоты» легко получают легитимный и даже респектабельный способ обустройства своих практических интересов. Как отмечал профессор Ж.Б. Абылхожин, «посредством данной апелляции можно обеспечить такой «прорыв» к ресурсам, который не потребует от их вожделенных соискателей каких-то высоких профессиональных или морально-нравственных качеств» [12, c. 289].

Попытки политизировать вопрос о жертвах коллективизации по «украинскому образцу» в Казахстане продолжаются. После киевского евромайдана, обострения украинского кризиса и активизации интеграционных процессов на постсоветском пространстве в рамках Евразийского экономического союза (ЕАЭС) в Казахстане вновь синхронно «из окопов поднялись» все «исследователи казахского голодомора». Давление Запада на Россию нарастает, и «свои пять копеек» вносят все противники российско-казахстанского партнерства.

Власти же Казахстана без особого желания касаются темы «казахского голодомора». Н.А. Назарбаев, очевидно, понимает, что педалирование данного вопроса «по украинскому сценарию» способно, при неблагоприятном стечении обстоятельств, привести к росту напряженности в обществе и подрыву идей создания единой «казахстанской нации», сохранения межнационального мира и общественной стабильности. Кроме того, взвинчивание националистической волны, которое может последовать за раскручиванием темы «голодомора» (или «ашаршылыка» по-казахски), породит новую массовую волну русской эмиграции из республики. Все это нанесет неминуемый удар и по экономике Казахстана и по евразийским идеям самого Н.А. Назарбаева.

В этой связи проблематика голода 30-х годов ХХ в. рассматривается казахстанской властью как потенциально «раскачивающая лодку», способствующая не консолидации общества, а его дроблению и росту конфликтности.

Поэтому и другие представители казахской элиты стараются эту тему не поднимать. Например, замминистра иностранных дел и экс-помощник президента Казахстана К.Ш. Сарыбай в комментарии украинской газете «Сегодня» пояснил: «Голод был общей бедой народов СССР. От него пострадали не только украинцы, но и казахи, русские, немцы и другие, кто в то время жил в зерновых районах Союза. Поэтому те события нельзя определять как геноцид. Хотя мы, конечно, признаем те события страшной трагедией» [22].

Ранее в то время премьер-министру Казахстана К.К. Масимову также был задан вопрос в эфире Радио «Эхо Москвы»: «Голодомор 30-х годов истребил 40% казахов. Хватит ли смелости ответить прямо: это геноцид или нет?» На это глава правительства РК ответил, концентрированно выразив «государственный» подход к данной проблеме: «Вы знаете, этот вопрос сейчас на постсоветском пространстве достаточно сильно обсуждается. Я думаю, что действительно в Казахстане в этот период, как и во всем Советском Союзе того периода, были такие случаи и достаточно много казахов умерло от голода в тот период. Но это не проблема Казахстана, и не проблема России. Это проблема всего постсоветского пространства: и россияне пострадали, и русские пострадали не меньше, чем казахи. Это общая проблема всей той системы» [17].

Характерный пример данного подхода к рассмотрению проблемы голода 1932–1933 гг. в Казахстане был продемонстрирован в мае 2010 г., когда группа депутатов нижней палаты (Мажилиса) парламента Казахстана предложила объявить 31 мая в республике Днем памяти жертв голода 30-х годов ХХ в.

«Россия и Украина отмечают этот день, это бедствие на государственном уровне. Мы не желаем политизировать голод, но мы и не должны молчать. Чтобы раз в году почтить память погибших от голода, необходимо прислушаться к мнению депутатов парламентской ассамблеи Евросоюза и назначить национальный день памяти жертв голода», – сказал мажилисмен А.З. Смайыл, оглашая депутатский запрос от группы парламентариев на имя премьер-министра К.К. Масимова на пленарном заседании палаты.

В итоге, как отметил проживающий в Лондоне и активно сотрудничающий с радикально оппозиционными казахскими СМИ журналист А. Народецкий, «горстка депутатов (по пальцам пересчитать) робко заикнулась о трагедии. Поддержки от коллег они не получили, хотя были предельно осторожны, обставив свои пожелания всякими словесными гарантиями, что, мол, ни в коем случае нельзя политизировать эту тему. …Президентская администрация ответила на инициативу нескольких депутатов традиционным безмолвием. Совсем не тем безмолвием, в котором пребывают миллионы невинно убиенных голодом казахов. Астана ответила чисто бюрократическим молчанием» [15].

Отдельно следует подчеркнуть, что, по нашему мнению, не стоит взваливать всю вину за создавшееся положение исключительно на государство и власть РК. Особенность казахов в том, что интеллигенция у них всегда пользовалась значительным авторитетом. И к чему бы ни призывала власть, часть местной интеллигенции (в первую очередь гуманитарной) всегда будет настроена националистически.

После не слишком удачной попытки со стороны власти создать Доктрину национального единства^[3] казахские националисты серьезно активизировались. Идея казахской нации, объединяющей всех проживающих в РК людей по принципу гражданства, а не крови, националистами не приветствуется. Национал-патриоты даже грозили голодовками и намекали на возможность неких акций протеста.

Реально таких ресурсов у них сейчас нет, но имеется серьезное идеологическое влияние на значительную часть казахского населения. В первую очередь сельского и тех, кто недавно перебрался в города. Это достаточно крупная и этнически консолидированная часть казахского общества. Естественно, что государство не может допустить реализации подобного рода угроз безопасности Казахстана. Власть «отыграла» назад и в перспективе сможет «решить вопросы» с национал-патриотами, которые в основной своей массе являются очень договороспособными. Перманентный торг между элитами, включающий и медийный ресурс (а также и сферу национальной истории) – неотъемлемая часть внутриполитических процессов в Казахстане.

А пока национал-патриоты ждут, считая, что время работает на них. Как заявил в интервью агентству «Регнум» бывший сотрудник Казахстанского института стратегических исследований при Президенте РК и заведующий сектором Администрации Президента Казахстана, а сейчас оппозиционер А. Саримов (в последние годы – А. Сарым), «сейчас идет своего рода вызревание в казахской части общества, можно сказать, начался второй этап национального самоопределения. …Мы постепенно пришли к моменту, когда казахская или казахстанская элита становится все более националистической. Это объективный процесс, это условие выживания нации и государства. И сегодня любой трезвый человек понимает, что нынешние идеологемы – “130 национальностей в стране”, то есть тот хребет, на котором держится идея многонационального Казахстана, – эта конструкция завтра не выдержит проверку демографией. Если объективно смотреть, то получается, что через тридцать лет русское население Казахстана ужмется до четырех-пяти процентов. …Взгляните на того же Назарбаева, который сначала говорит одно, потом, казахам – он говорит совершенно другое! Эти недомолвки у нас в стране имеют гораздо большее значение, нежели идеологически выверенные развороты в официальной прессе. И еще есть история. Тот же голодомор в Казахстане. Есть темы, которые нынешние власти стараются не поднимать. Но для следующих поколений политиков – эти темы станут вполне себе политическими рычагами» [24].

Русскоязычная историография проблемы голода 30-х годов прошлого века в последние годы стала значительно меньше в объеме, в сравнении с тем, что наблюдалось в предыдущие периоды изучения проблемы. Не появилось, за редким исключением, и новых в качественном плане исследований. В то же время произошло увеличение количества публикаций в национал-патриотическом сегменте околоисторической публицистики РК на русском языке. Формальным поводом для этого стало то, что 2007 г. стал знаковым с точки зрения исторической памяти – исполнилось 75 лет голоду 1932–1933 гг. А 30 января 2010 г. исполнилось 80 лет постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», а также выходу 2 марта 1930 г. в газете «Правда» статьи И.В. Сталина «Головокружение от успехов».

Еще большее влияние на казахстанских «радикал-историков» оказало то, что на Украине в 2007 г. был принят закон о голодоморе, который квалифицировал аналогичные события в украинской истории как «геноцид украинского народа» и устанавливал уголовную ответственность за его отрицание. Затем свое влияние на национал-патриотов оказали конфликт на Южном Кавказе в августе 2008 г., снос в Эстонии памятника «Бронзовому солдату», обсуждение в соседней Киргизии Жогорку Кенешем (парламентом) провозглашения «Дня памяти 1916 года» и т. д.

Стоит отметить, что часть казахских исследователей советского периода после 2007 г. (явно под влиянием активного использования «геноцидной версии» на Украине) весьма активно используют термин «геноцид», применительно к истории коллективизации в республике. Например, в учебнике «История Казахстана» доктора исторических наук Ж.О. Артыкбаева и кандидата исторических наук С.З. Раздыкова, выпущенном в 2007 г. и рекомендованном Министерством образования Республики Казахстан «для организаций начального и среднего образования» (для колледжей), «сущность советской системы в Казахстане проявилась в особо уродливых формах. Все силы идеологической системы КПС были направлены на формирование безликой массы – «общности советских людей». Вместе с тем под видом советских обычаев преподносилась и абсолютизировалась роль русской культуры и языка. При отсутствии демократических традиций в общественной жизни России подобный патернализм превращался по отношению к другим в настоящий геноцид» [3, c. 274].

При этом обычно казахские авторы, отстаивающие версию «геноцида казахской нации», не стремятся разобраться ни с содержанием данного термина, ни с вопросом корректности его экстраполяции на трагедию 1932–1933 гг. Попытки ответить на вопрос «можно ли говорить в данном случае о геноциде казахского народа» просто не предпринимаются.

Вопрос из «исторической» плоскости прямо и грубо переносится в политическую сферу.

Оппозиционный журналист Д. Ельдесов: «Необходимо поминовение погибших в Голодоморе, научные исследования причин казахского апокалипсиса, его политическая, юридическая оценка на государственном уровне. Необходим если не открытый судебный процесс по деятельности коммунистической партии, организовавшей голод, как предлагает писатель Смагул Елубай, то по крайней мере – запрет коммунистической партии и идеологии» [11, c. 4].

Оппозиционные политики Б.М. Абилов, Ж.А. Туякбай, Ж. Куанышалин, публицисты С.В. Дуванов, А. Сарым, Н. Еримбетов, Д. Куат, Б. Аяган и др. и близкие им «историки-мифотворцы» в течение последних лет заявляют, что Казахстану необходимы законы о люстрации для полноценного «обретения памяти». Естественно, что ни в каком варианте люстрация для бывшей партноменклатуры, ставшей правящим классом и бизнес-элитой РК абсолютно неприемлема – потенциально данная тема может затронуть практически всю исполнительную и законодательную власть республики.

Именно исходя из данного положения радикальная казахская оппозиция активно использует «исторические» проблемы. При этом используется тезис о том, что власть в республике старается «не замечать» тему голода 30-х якобы из-за какой-то особо острой боязни испортить отношения с Россией. Утверждается, что «причина того, что в Казахстане нет государственной поддержки исследований местного голодомора, совершенно очевидна – откровенная пророссийская ориентация властной элиты, которая прекрасно понимает, что восстановление исторической справедливости и возрождение национальной памяти будет воспринято той же Россией крайне неадекватно и конфронтационно» [20].

Казахский публицист и историк Т.О. Омарбеков, один из авторов исследований о причинах и последствиях массового голода 30-х годов ХХ в. в Казахстане, также обвинял руководство страны в том, что «оно продолжает хоронить прошлое своей страны, предпочитая не портить свои отношения с Кремлем и пытаясь скрыть роль тогдашнего руководства Казахстана в преступлениях коммунистической эпохи» [19]. В частности, в интервью Радио «Азаттык» в 2008 г. Т.О. Омарбеков заявил: «Нынешнее руководство должно наконец осознать, что дальше скрывать проблему массового голода опасно. Поскольку если сейчас удастся скрыть эту проблему, то следующее поколение непременно поднимет ее так или иначе. И затем она будет широко обнародована. Тогда новое поколение задастся вопросом, почему руководство нашего времени, несмотря на многочисленные факты и документы, которые имелись на руках, несмотря на все исследования, которые были проведены, несмотря на широкое обсуждение в обществе, отказалось поднять эту проблему. Страх перед Россией был одной из причин, вызвавшей этот страшный голод. Если продолжать оглядываться на Россию и сегодня, то ни к чему хорошему это нас не приведет» [19].

В концентрированном виде данный подход демонстрирует живущий в Лондоне журналист А. Народецкий, внезапно начавший много и активно писать в 2009–2010 гг. на тему «казахского голодомора» в оппозиционных СМИ республики. По его мнению, «Кремль совершенно не заинтересован в раскрытии преступлений сталинизма, ибо выбрана другая тактика, согласно которой российское руководство пытается представить советскую историю как исключительно историю славы, побед и успехов… Более того, уже во времена полной независимости Казахстана тема причин и последствий Голода в Стране Великой Степи превратилась в одно из самых загадочных и, вместе с тем, парадоксальных табу. Это табу исходит не только от власти, которой приписывают объяснение, что она оглядывается на Москву. И происходят вещи, которым трудно найти логическое объяснение. Сведения о казахских жертвах Голода 1932–1933 годов количественно очень разбросаны. В некоторых исследованиях авторы утверждают, что тогда погибло больше половины казахского этноса. Другие разработки придерживаются более умеренных количественных оценок… Судя по той нише, в которой предпочитает отсиживаться казахская власть, увиливая от решения деликатных вопросов, связанных с возможным гневом России.» [14]

В соответствии с реалиями политической борьбы тему трагедии 30-х годов прямо и незатейливо используют для политических атак на президента Казахстана: «Когда-нибудь это будет казаться невероятным бредом, но сейчас реальность такова: эта трагедия в Казахстане практически «запрещена»… Правда о казахстанском голодоморе лежит в неприступных подвалах архивов КНБ. Не исключено, что и в архиве самого президента есть достаточное количество свидетельств о вершителях голода и о жертвах. И, судя по всему, при жизни президента казахстанцам не дождаться никаких шагов власти по разоблачению этого преступления советского режима. А может быть, потому, что преступления продолжаются?… Самым, может быть, последовательным в мире (после российских идеологов) противником поминовения жертв голодомора – Нурсултаном Абишевичем Назарбаевым. Он остается главным стражником умолчания об одной из самых больших трагедий в истории казахского этноса. Какая-то сила или страх удерживают его от памяти о невинно убиенных родственниках и соплеменниках… Нурсултан Назарбаев отлично знает, что расправа происходила как в Украине, так и в Казахстане… Однако вставать на пути людской скорби опасно. Прорыв неотвратим. Это сильнее любых конвульсий власти» [16].

Активизация казахской «исторической публицистики» по теме голода начала 30-х годов прошлого века в последние годы очень четко коррелирует с изменением общеполитического климата на постсоветском пространстве.

Как только бывший украинский президент В.А. Ющенко внес в общеукраинское гуманитарное пространство проблему обсуждения так называемого голодомора аналогичные процессы сразу же начали воспроизводиться и в казахстанской сфере «народной истории».

Тогда, с середины 2007 до начала 2009 гг., на Украине тема голодомора стала активно применяемым политическим инструментом в выстраивании отношений Киева с Москвой. При этом делалась попытка представить ситуацию таким образом, как будто голод начала 1930-х – это боль, которую пережила только Украина, а Россия якобы ее почти не испытала, хотя на самом деле те страдания миллионов людей – незаживающая рана всех хлебородных районов Черноземья (начиная с Украины и заканчивая южносибирскими степями Казахстана).

В 2007 г. в Астане состоялась 17 сессия Парламентской ассамблеи ОБСЕ, проходившая с 28 июня по 3 июля. Характерным стало то, что относительно данного мероприятия «национально обеспокоенные» казахские историки и публицисты впервые публично начали использовать политически мотивированные апелляции к «теме голодомора» и пытаться выстроить единую позицию с тогдашней украинской властью. Например, было заявлено, что «не иначе, как парадоксом, можно назвать официальную позицию Казахстана по вопросу о жестоких и преднамеренных действиях и политики тоталитарного сталинского режима, вызвавшего голодомор на Украине в 1932–1933 гг. Вторя своим российским коллегам, спикер верхней палаты парламента, экс-глава МИД РК К.К. Токаев заявил: «Нам следует руководствоваться точными юридическими и политическими документами, которые бы подтвердили тоталитарный характер режима Сталина». Какие юридические и политические документы необходимы для спикера парламента, дипломата, в конце концов, гражданина страны, которая в годы сталинского террора потеряла 2 млн казахов от голода и весь цвет казахской интеллигенции в результате политических репрессий? И это вместо того, чтобы поддержать Украину в этом вопросе и выступить с аналогичным требованием в отношении Казахстана» [18].

Как отметил упомянутый журналист А. Народецкий, «на тему голодомора на родине Назарбаева уже давно наброшен скрытый намордник. И это при том, что, по некоторым источникам, жертвы в Казахстане в голоде 32–33-го годов были в пропорции к казахскому этносу намного выше, чем на Украине. В Казахстане до сих пор вопреки обещаниям не поставили памятник жертвам голода. Считается, что вообще эта тема может не на шутку рассердить Москву, а власти в Астане предпочитают не дразнить лишний раз своего могущественного соседа» [15].

Оппоненты казахского руководства в течение 2008–2010 гг. активно пытались осуществить конвергенцию понятий голода на Украине и в Казахстане. Причем тема рассматривалась как сугубо «инструментальная» с точки зрения политико-идеологической борьбы с «пророссийской» элитой Казахстана. Как отметил украинский журналист С.А. Сухобок, много и активно писавший о том, как «имперская Россия морила голодом украинцев», «фактически, сегодня тема казахского «Ашаршылыка» или «Великого джута» открыто обсуждается только на пространстве Интернета, где самими казахами в пример ставится именно Украина, поднявшая вопрос изучения причин и последствия голода в 1931?1933 годах на общенациональную высоту. Более того, украинский термин «голодомор», как более полно и точно отражающий суть явления, практически вытеснил из казахского обихода коренное понятие «ашаршылык», интернационализировав общую для двух народов трагедию» [20].

Уже в ноябре 2007 г. представители ряда политических сил Украины официально обратились к президенту страны, Верховной раде и кабинету министров с требованием подать иск в Международный европейский суд и потребовать от России возмещении ущерба Украине и ее гражданам, «ставшим жертвами спланированного и проведенного сталинским режимом голодомора и геноцида в 1932–1933 гг.».

На вопрос о том, какие факты легли в основу утверждений некоторых украинских политиков о том, что «голодомор – это геноцид именно украинской нации», ученые из Москвы и Киева еще в 2007 г. ответили: таких свидетельств и документов нет. По словам заведующего отделом новейшей истории и политики Института истории Национальной академии наук Украины Г. Касьянова, установить долю этнических украинцев в общем числе погибших от голода на Украине «не представляется возможным» [7]. По его словам, «политики ссылаются на цифры Мэйса».

Американский исследователь Д. Мэйс в 1980-е годы возглавлял в Соединенных Штатах исследовательскую группу по вопросам голода на Украине, спонсировал его работу конгресс США. Опросив на условиях анонимности около 200 респондентов в украинской зарубежной диаспоре, он сделал выводы о направленном геноциде нации и назвал число погибших, которые и были озвучены В.А. Ющенко в 2007 г. «В 1984 г. американская правительственная комиссия под руководством Д. Мейса заявила, что «Сталин и его окружение совершили геноцид против украинцев в 1932–1933 годах» [14]. После публикации работы с Д. Мэйсом отказались сотрудничать многие американские исследовательские центры. В 1993 г. он уехал на Украину, вскоре получил там гражданство, после смерти в 2004 г. был похоронен в Киеве. В.Ю. Ющенко посмертно наградил Д. Мэйса орденом Князя Ярослава Мудрого.

Стоит отметить, что именно совместный проект Гарвардского института украинских исследований Р. Конквеста и Д. Мейса, плодом которого и стала книга Р. Конквеста, имел, по мнению итальянского исследователя советской истории А. Грациози, «исключительно важное значение: Р. Конквест заставил историков посмотреть наконец правде в глаза и задуматься о серьезнейшей проблеме, причем подчеркнул связь между голодом и национальным вопросом, а также указал – совершенно справедливо – на необходимость рассматривать голод в Казахстане отдельно от голода на Украине» [2]. Поэтому, как считает А. Грациози, можно утверждать, что историография голодных лет вообще и «голодомора» в частности начинается именно со «Скорбной жатвы» Р. Конквеста.

Интересно, что, как и в случае с «казахстанским голодомором» Р. Коквеста и в «украинской версии» Д. Мэйса голода начала 30-х годов прошлого века, основной отправной точкой для ангажированных политиков и историков-мифотворцев послужили, мягко говоря, не самые достоверные данные не самых добросовестных иностранных ученых, прямо руководствовавшихся политической установкой времен холодной войны. Казахская ситуация отлична лишь тем, что интерпретаторы иностранного источника завысили данные «исходного источника», а у их украинских коллег такой возможности не было: приводимые Д. Мэйсом цифры изначально были настолько «значительны», что «подымать планку» дальше просто было некуда.

Попытки политизировать вопрос о жертвах коллективизации по «украинскому образцу времен Ющенко» в Казахстане активно продолжались вплоть до ухода лидера «оранжевой революции» с президентского поста. Казахстанская власть, в свою очередь, демонстрировала и демонстрирует четкое нежелание превращать историческую трагедию в инструмент геополитического противостояния различных мировых центров силы.

Как оценил ситуацию один из известных казахских независимых аналитиков Б.Б. Абдыгалиев, тема голода 30-х годов в Казахстане имеет совсем иной смысл, чем на Украине: «Для нас голод не есть претензия к другому государству, другому народу. Это мы делали сами, собственными руками – казахи во главе с Ф.И. Голощекиным. Это наша вина, и мы должны сами нести за это ответственность. И если для современного украинского руководства голод 30-х годов выступает в качестве инструмента политической игры, то Казахстану этого не нужно» [25].

Список литературы

1. Айтелесова С. Мои года – мое богатство [Электронный ресурс]. URL: http://www.liter.kz/index.php?option=com_content&task=view&id=2710.

[Ajtelesova S. Moi goda – moe bogatstvo [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.liter.kz/index.php?option=com_content&task=view&id=2710.]

2. Грациози А. Голод в Советском Союзе в 1931-1933 годах и украинский «голодомор» (Возможна ли новая трактовка этих событий и какие выводы она позволяет сделать?) [Электронный ресурс]. URL: http://www.polit.ru/research/2007/05/09/graziozi.html/

[Graciozi A. Golod v Sovetskom Sojuze v 1931-1933 godah i ukrainskij «golodomor» (Vozmozhna li novaja traktovka jetih sobytij i kakie vyvody ona pozvoljaet sdelat'?) [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.polit.ru/research/2007/05/09/graziozi.html/]

3. Артыкбаев Ж. История Казахстана: учебник / Ж. О. Артыкбаев, С. З. Раздыков. Астана, Фолиант. 2007. С.274.

[Artykbaev ZH. Istorija Kazahstana: uchebnik / ZH. O. Artykbaev, S. Z. Razdykov. Astana, Foliant. 2007. S.274.]

4. Арцишевский А. Черные пятна истории. О политической оценке голодомора в Казахстане (1920–30 гг.) [Электронный ресурс]. URL: http://www.camonitor.com/main.php?module=news&nid=98

[Arcishevskij A. CHernye pjatna istorii. O politicheskoj ocenke golodomora v Kazahstane (1920–30 gg.) [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.camonitor.com/main.php?module=news&nid=98]

5. Байтукенов Т. Паршивая овца не пожалеет и отца [Электронный ресурс]. URL: http://www.nomad.su/?a=15-201005310019

[Bajtukenov T. Parshivaja ovca ne pozhaleet i otca [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.nomad.su/?a=15-201005310019 ]

6. Власов А. Выступление на международной конференции "Историческая и политическая проблема массового голода в СССР 30-х годов" [Электронный ресурс]. URL: http://www.ia-centr.ru/expert/2941/.

[Vlasov A. Vystuplenie na mezhdunarodnoj konferencii "Istoricheskaja i politicheskaja problema massovogo goloda v SSSR 30-h godov" [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.ia-centr.ru/expert/2941/.]

7. Галыгин Н. Больше всех погибло казахов. Ученые оспаривают украинский миф о голодоморе [Электронный ресурс]. URL: http://www.vremya.ru/2007/234/5/194575.html

[Galygin N. Bol'she vseh pogiblo kazahov. Uchenye osparivajut ukrainskij mif o golodomore [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.vremya.ru/2007/234/5/194575.html]

8. Григорьев В., Ахметова Л. Первые лица Казахстана в сталинскую эпоху. Учебное пособие. Алматы. 2010.

[Grigor'ev V., Ahmetova L. Pervye lica Kazahstana v stalinskuju jepohu. Uchebnoe posobie. Almaty. 2010.]

9. Данилов В.П.Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации: сб. // Сост. В. П. Данилов [и др.] / под ред. В. П. Данилова, Н. А. Ивницкого. М.: 1991.

[Danilov V.P. Dokumenty svidetel'stvujut. Iz istorii derevni nakanune i v hode kollektivizacii: sb. // Sost. V. P. Danilov [i dr.] / pod red. V. P. Danilova, N. A. Ivnickogo. M.: 1991.]

10. Дуйсекова С. Про гламурных писателей [Электронный ресурс]. URL: http://www.respublika-kz.info/news/society/33873/

[Dujsekova S. Pro glamurnyh pisatelej [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.respublika-kz.info/news/society/33873/]

11. Елдесов Д. Казахский апокалипсис // Тасжарган. 2008. 28 мая.

[Eldesov D. Kazahskij apokalipsis // Taszhargan. 2008. 28 maja.]

12. Масанов Н.Э. Научное знание и мифотворчество в современной историографии Казахстана / Н.Э. Масанов, Ж.Б. Абылхожин, И.В. Ерофеева. Алматы: Дайк-Пресс, 2007.

[Masanov N.JE. Nauchnoe znanie i mifotvorchestvo v sovremennoj istoriografii Kazahstana / N.JE. Masanov, ZH.B. Abylhozhin, I.V. Erofeeva. Almaty: Dajk-Press, 2007.]

13. Медеубаев Е. Ф.И. Голощекин [Электронный ресурс]. URL: http://www.heritagenet.unesco.kz/kz/content/history/portret/goloshekin.htm

[Medeubaev E. F.I. Goloshhekin [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.heritagenet.unesco.kz/kz/content/history/portret/goloshekin.htm]

14. Народецкий А. Голодомор в Казахстане и молчание властей [Электронный ресурс]. URL: http://hghltd.yandex.net/yandbtm?fmode=inject&url=http%3A%2F%2Fwww.altyn-orda.kz%2Fkazpressr/

[Narodeckij A. Golodomor v Kazahstane i molchanie vlastej [JElektronnyj resurs]. URL: http://hghltd.yandex.net/yandbtm?fmode=inject&url=http%3A%2F%2Fwww.altyn-orda.kz%2Fkazpressr/]

15. Народецкий А. Голодомор на выезд [Электронный ресурс]. URL: http://www.respublika-kz.info/news/politics/10697/

[Narodeckij A. Golodomor na vyezd [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.respublika-kz.info/news/politics/10697/]

16. Народецкий А. Казахстан ломает трагедию [Электронный ресурс]. URL: http://www.respublika-kz.info/news/politics/12012/

[Narodeckij A. Kazahstan lomaet tragediju [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.respublika-kz.info/news/politics/12012/]

17. Премьер-министр Казахстана Карим Масимов на Радио «Эхо Москвы» [Электронный ресурс]. URL: http://www.echo.msk.ru/programs/beseda/558482-echo/

[Prem'er-ministr Kazahstana Karim Masimov na Radio «JEho Moskvy» [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.echo.msk.ru/programs/beseda/558482-echo/]

18. Садвакасов. А. Парадоксы Парламентской ассамблеи ОБСЕ [Электронный ресурс]. URL: http:// http://www.kahar.biz/index.php?view=article&catid=5&id=784%3A---&format=pdf&option=com_content

[Sadvakasov. A. Paradoksy Parlamentskoj assamblei OBSE [JElektronnyj resurs]. URL: http:// http://www.kahar.biz/index.php?view=article&catid=5&id=784%3A---&format=pdf&option=com_content]

19. Дейзи С. Выжившее поколение называет Голод "забытым геноцидом" [Электронный ресурс]. URL: http://rus.azattyq.org/content/Article/1357667.html

[Dejzi S. Vyzhivshee pokolenie nazyvaet Golod "zabytym genocidom" [JElektronnyj resurs]. URL: http://rus.azattyq.org/content/Article/1357667.html]

20. Сухобок С. Казахский диагноз Голодомора [Электронный ресурс]. URL: http://neonomad.kz/history/h_kaz/index.php?ELEMENT_ID=4757&phrase_id=434118

[Suhobok S. Kazahskij diagnoz Golodomora [JElektronnyj resurs]. URL: http://neonomad.kz/history/h_kaz/index.php?ELEMENT_ID=4757&phrase_id=434118]

21. Хлюпин В. Что нам нужно в Киргизии? Почему Российский МИД против нового киргизского «Дня памяти 1916 года» [Электронный ресурс]. URL: http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1209063780

[Hljupin V. CHto nam nuzhno v Kirgizii? Pochemu Rossijskij MID protiv novogo kirgizskogo «Dnja pamjati 1916 goda» [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1209063780]

22. Чаленко А. Алжир в казахских степях. «Сегодня» побывала в лагере, где отсидели матери Майи Плисецкой и Окуджавы [Электронный ресурс]. URL: http://www.segodnya.ua/news/14002499.html

[Chalenko A. Alzhir v kazahskih stepjah. «Segodnja» pobyvala v lagere, gde otsideli materi Maji Pliseckoj i Okudzhavy [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.segodnya.ua/news/14002499.html]

23. Шепель В. Отказ от свободы, мечты о «сильной руке» приведут общество в тупик // Литер. 2010. 28 янв.

[SHepel' V. Otkaz ot svobody, mechty o «sil'noj ruke» privedut obshhestvo v tupik // Liter. 2010. 28 janv. ]

24. Эксперт: «В Казахстане власть становится более националистической» [Электронный ресурс]. URL: www.regnum.ru/news/1185130.html

[JEkspert: «V Kazahstane vlast' stanovitsja bolee nacionalisticheskoj» [JElektronnyj resurs]. URL: www.regnum.ru/news/1185130.html]

25. Юрицын В. Берик Абдыгалиев: «Государственническое сознание у казахов в процессе формирования» [Электронный ресурс]. URL: http://www.zonakz.net/articles/26530/

[JUricyn V. Berik Abdygaliev: «Gosudarstvennicheskoe soznanie u kazahov v processe formirovanija» [JElektronnyj resurs]. URL: http://www.zonakz.net/articles/26530/]

26. Conquest R. The Harvest of Sorrow. Soviet Collectivization and the Terror-famine. N.Y., 1986.

[Conquest R. The Harvest of Sorrow. Soviet Collectivization and the Terror-famine. N.Y., 1986.]