Сегодня

449,3    489,69    62,42    4,89
Первая полоса
31 декабря 2022
1 января 2022

Нациестроительство в Казахстане: между казахстанским народом и нацией

Талгат ИсмагамбетовCAAN
16 июля 2018

Казахская или казахстанская нация – дилемма, нерешенная в течение более 25 лет. С точки зрения демографии, перевес на стороне казахской нации, поскольку со времени последней советской переписи населения в 1989 г. и по конец 2017 г. процент казахов возрос с 40% до 70%. Демографические перемены, с одной стороны, и установление властью контроля над политическим пространством, с другой стороны, с середины 1990-х гг. сопровождалось вытеснением пророссийских организаций на обочину политического процесса. Внешнеполитическое окружение, и прежде всего, невмешательство Ельцина, а в последующем Путина, в межэтнические отношения в Казахстане не препятствовало выработке самостоятельной политики в этой сфере. Напротив, ряд деятелей русских и славянских организаций Казахстана выражало недовольство, что Кремль не поддерживает их, когда они поднимают политические аспекты отношений с казахстанской властью. Несомненно, что постепенные и довольно взвешенные действия власти во многом объяснялись не только значительным процентом неказахского населения (почти 50% в конце 1990-х гг., 30% в 2018 г.), но и вполне понятным нежеланием раздражать северного соседа.

 

Казахская нация и казахстанский народ

 

Распад Советского Союза в декабре 1991 г. означал конец истории многонационального советского народа. Наследие советской политики в сфере межэтнических отношений сохранилось, несмотря на завершение т.н. ленинской национальной политики. Прежде всего, многонациональный советский народ применительно к населению Казахстана в конституционных документах 19901995 гг. был представлен в качестве казахстанского народа. Конституционные документы того периода, имеющие отношение к тематике национального строительства: Декларация о государственном суверенитете Казахской ССР от 25 октября 1990 г.; конституционный закон «О государственной независимости Республики Казахстан» от 16 декабря 1991 г.; преамбула Конституции 1993 г.; преамбула Конституции 1995 г.

 

Во всех этих документах упомянуто понятие казахстанский народ, но в преамбуле ныне действующей Конституции 1995 г. (в отличие от Декларации о государственном суверенитете Казахской ССР от 25 октября 1990 г., конституционного закона «О государственной независимости Республики Казахстан» от 16 декабря 1991 г., преамбулы Конституции 1993 г.) не применяется понятие казахская нация.

 

Первый из этих исторических документов – Декларация о государственном суверенитете Казахской ССР от 25 октября 1990 г. упоминала казахскую нацию, но не в качестве имеющей право на самоопределение. В данной Декларации в первых строках утверждалось: «Верховный Совет Казахской Советской Социалистической Республики, выражая волю народа Казахстана; стремясь к созиданию достойных и равных условий жизни для всех граждан Республики; …осознавая ответственность за судьбу казахской нации; исходя из решимости создания гуманного демократического правового государства, провозглашает суверенитет Казахской Советской Социалистической Республики и принимает настоящую Декларацию. ….»[1] 

 

Второй по хронологии документ – конституционный закон «О государственной независимости Республики Казахстан» от 16 декабря 1991 г. упоминал казахскую нацию в контексте права казахской нации на самоопределение: «Верховный Совет Республики Казахстан, выражая волю народа Казахстана, … подтверждая право казахской нации на самоопределение, исходя из решимости создания гражданского общества и правового государства …» При этом, в статье 3 Главы 9 конституционного закона «О государственной независимости Республики Казахстан» от 16 декабря 1991 г. утверждалось: «Граждане Республики всех национальностей, объединенных общностью исторической судьбы с казахской нацией, составляют вместе с ней единый народ Казахстана, который является единственным носителем суверенитета и источником государственной власти…»

 

Третий по хронологии документ – Конституция 1993 г. Преамбула Конституции 1993 г. начиналась словами «Мы, народ Казахстан…», а далее в пункте 1 «Основ конституционного строя» утверждалась «форма государственности самоопределившейся казахской нации». Пункт 4 «Основ конституционного строя» повторял статью 3 Главы 9 конституционного закона «О государственной независимости Республики Казахстан» от 16 декабря 1991 г. в том, что народ Казахстана признавался единственным источником как государственной власти. Но в Конституции 1993 г. в отличие от вышеприведенного закона не упоминалась общность исторической судьбы граждан всех национальностей, составляющих казахстанский народ, и то, что казахстанский народ является носителем суверенитета.

 

Сочетание понятий «казахстанский народ» и «казахская нация» демонстрировало, что и разработчики и большинство законодателей-депутатов руководствовалось советской практикой понимания национальностей, объединяемых в «многонациональный советский народ».

 

Противоречие в конституционных документах, особенно в законе «О государственной независимости Республики Казахстан» от 16 декабря 1991 г., состояло в том, что такое определение казахстанского народа как граждан, имеющих общую историческую судьбу, носителей суверенитета, источника государственной власти представляло по существу определение нации как совокупности граждан, но многозначность слова «народ» позволило избежать утверждения нации-гражданства.

 

Это противоречие первым заметил историк, этнолог и политолог Нурболат Масанов, публично озвучивший, что в мировой практике национальность означает гражданство, а разделение на национальности, имевшее место в советскую эпоху, даже сравнил с этническим апартеидом[2].

 

Для понимания полемики по поводу советских национальностей следует вспомнить, что в СССР национальности были советскими социалистическими национальностями. Идеологическая нагрузка «советским, социалистическим» содержанием означала, что после революции слому подлежали старые порядки, в том числе прежние этнические идентификации и вместо свыше 160 этносов царской России и советской переписи 1926 г., по переписи населения 1959 гг. признавалось наличие 109 национальностей.

 

Специфика применения национального строительства отличалась в республиках СССР. На территории Казахстана, Кыргызстана коренные этносы были объявлены после коллективизации и индустриализации национальностями к концу 1930-х гг. (создание казахской и кыргызской советской социалистических наций). Иначе, например, имело место национально-государственное строительство с 1924 г. в Узбекской ССР: несколько этносов, сарты, тюрки, кипчаки, кураминцы, карлуки, ираноязычные группы, в том числе таджики Бухары и Самарканда, вместе с полукочевыми узбеками, были объединены в узбекскую национальность.

 

Факт нации-гражданства в международном признанном значении напоминает о себе каждому, кто заполняет анкету в международном лайнере, ибо национальность (nationality) означает гражданство.

 

В казахстанской реальности вышеупомянутое противоречие между понятием казахстанского народа (с признаками гражданской нации как источника государственной власти) и казахской нацией создавало возможность для разных интерпретаций:

 

  • казахская нация как консолидирующее ядро многонационального казахстанского народа. Эта постановка (консолидирующая роль казахов) озвучивалась в ряде официальных выступлений, даже после того, как официально не упоминается словосочетание «казахская нация»;
  • казахи составляют нацию, остальные – диаспоры. Тезис стал применяться в политической риторике национал-патриотами в период с 2005 г., когда начался римейк национал-патриотизма;
  • казахи есть часть казахстанской нации. Тезис активно продвигается главой государства в последнее десятилетие.

 

Все эти варианты имплицитно заложены были в понимании казахстанского народа и казахской национальности, и вопросом времени было проявление всех этих позиций.

 

Конституция 1995 г.: казахстанский народ на исконно казахской земле

 

При этом, первые шаги казахстанского нациестроительства не вызвали особенного противодействия. В признании гражданином, т.е. частью казахстанского народа, не было исключений для каких-либо групп населения. Если сравнивать с аналогичным процессом в странах бывшей советской Прибалтики, то казахстанская практика соответствует литовскому признанию гражданами всех, кто проживал в 1990-м г., времени провозглашения де-юре восстановления независимости. Иная ситуация имела место в Латвии и Эстонии. В Эстонии из 1,5 млн. населения, по переписи 1989 г., эстонцы составляли 60%, а т.н. русскоязычные, в основном лица, переселившиеся после второй мировой войны и их потомки – 40%.

 

Казахстанская политика в этом вопросе была более гибкой, но в отличии от этих стран Балтии эмиграционный всплеск изменил ситуацию. Напротив, русскоязычные не эмигрировали из Литвы, Латвии и Эстонии, ожидая перспектив вхождения в Европейский союз.

 

К середине 1990-х г. предполагалась численность населения в 16,8 млн. чел. Однако перепись 1999 г. показала, что проживает только 14,95 млн. чел. Введение в преамбулу ныне действующей Конституции 1995 г. тезиса «о казахстанском народе на исконно казахской земле» вместо слов Конституции 1993 г. о казахской нации было ответом власти на всплеск эмиграции из страны. Напротив, тезис о казахской нации был своего рода катализатором эмиграции, пик которой произошел в 1994 г.

 

Ощущение разных перспектив на будущее прозвучало еще весной 1990 г. на митинге в поддержку суверенитета в словах Леонида Соломина, тогда председателя объединения кооператоров, что нежелательно появление «более равных чем другие». Разные источники показывают разные цифры эмиграции, но более обоснованной представляется оценка в 400 тыс. эмигрировавших только в 1994 г. Этот выбор в рамках стратегии Exit (выход) частично был нейтрализован в 1995 г., в том числе принятием новой Конституции. Экономические трудности, как причина выезда, оставались, но спад эмиграции показал, что тезис «мы, казахстанский народ, объединенный общей исторической судьбой, на исконно казахской земле» из преамбулы Конституции 1995 г., плюс коррекция политики в этой сфере, были более приемлемы для большинства граждан славянских этничностей.

 

Власть имела шанс, уменьшив Exit, обратиться к укреплению лояльности (loyalty) политической системы и использовать голос (voice) разных групп населения для созидания сообщества граждан, имеющих общие исторические и культурные ценности. Инструмент для этого, казалось, был создан в марте 1995 г. в лице Ассамблеи народов Казахстана, собрании представителей национально-культурных центров.

 

Ассамблея народов Казахстана (с марта 1995)

 

Ассамблея народов Казахстана (АНК) является консультативно-совещательным органом при Президенте Казахстана, задача её состоит в участии в разработке и реализации государственной национальной политики. Переименована в 2007 году в Ассамблею народа Казахстана, поскольку в Конституции, принятой 30 августа 1995 г., упоминался «казахстанский народ», а в названии Ассамблея народов утверждалась множественность народов Казахстана.

 

В последующем, к задаче укрепления межэтнического согласия как опоры стабильности, в связи с ростом религиозности – в качестве второй опоры общественно-политической стабильности, добавилась идея о межконфессиональном согласии.

 

Но идея общественно-политической стабильности и внимание к межэтническим отношениям являются необходимым, но все-таки недостаточным условием формирования нации.

 

Создание АНК проходило на фоне политизации национального строительства. В частности, в конце 1994–марте 1995 г. инициативы президента о конституционных изменениях и тезисе о казахстанском народе вместо упоминания казахской нации в тогда действовавшей Конституции 1993г. были неприняты депутатами Верховного Совета 13-го созыва. Не поддержала предложения президента даже часть лояльных депутатов. Накануне марта 1995 г. оппозиционная группа «Прогресс» в Верховном Совете 13-го созыва (март 1994-март 1995 гг.) заявила, что нет необходимости в тезисе о казахстанском народе, поскольку граждане составляют казахскую нацию, и есть казахи казахского, казахи русского и прочего происхождения подобно тому, как есть французы французского, французы корсиканского, эльзасского и т.п. происхождения. Примечательно, что оппозиционная группа «Прогресс» в Верховном Совете 13-го созыва (март 1994-март 1995 гг.) включала и неказахов. Имело место не стремление к ассимиляции неказахов, а нежелание идти на коренные преобразования Конституции, поскольку было понятно, что исполнительная власть желает разрубить «гордиев узел» отношений с трудно убеждаемым Верховным Советом. Т.е. вопросы языка, истории, культуры были оставлены без внимания депутатами из группы «Прогресс», на первое место было поставлено сохранение статус-кво, прежде всего прерогатив Верховного Совета.

 

Политизация нациестроительсва в 1994-1995 г. привела, между прочим, к победе исполнительной власти над законодателями – последние не сумели предложить ничего привлекательного и проиграли: вместо однопалатного Верховного Совета Конституцией был учрежден двухпалатный парламент.

Власть имела возможность созидать достаточные условия нациестроительства. Предпосылки существовали – возросший интерес к отечественной истории, появление ряда работ, предлагавших направление переосмысления понятий и преобразований. Прежде всего, следует отметить статьи Нурболата Масанова и Нурлана Амрекулова первой половины 1990-х гг. по вопросам национального строительства. В 1996 г., т.е. на следующий год после принятия ныне действующей Конституции 1995 г., вышли две статьи такого рода. Это тезис Айгуль Забировой о необходимости социально-ценностного консенсуса в казахстанском обществе (опубликован в журнале «Саясат») и статья Еркина Ергалиева о модернизации казахского этноса, опубликованная в журнале «Мысль». Однако эти мысли не привели к дискуссии и отсутствовал отклик со стороны власти.

 

Три группы казахского этноса

 

Масанов и Амрекулов посвятили тематике межэтничееких отношений ряд статей, которые вместе с публикациями на экономическую и социальную проблематику составили книгу «Казахстан между прошлым и будущим» (1994 г.).

 

Казахский этнос представлен ими тремя группами, различными по вовлеченности в европеизированную культуру и традиционные начала, усвоении соответствующих культурных и социальных норм. Основами процесса социализации ими были определены: 1) длительность проживания в городе, что в казахстанских условиях, как правило, означало жизнь в полиэтничной, русскоязычной среде, либо однородной казахской среде, т.е. ауле или селе часто с казахским окружением (исключение большинство сел Севера и ряд сел в иных регионах); 2) социализация под влиянием школы русской или казахской по языку обучения.

 

Первая группа – казахи – жители городов более чем в одном поколении, закончившие русскую школу.

 

Вторая группа – казахи-селяне, но имевшие достаточное русское окружение и закончившие русскую школу; а также горожане-казахи в первом поколении, учившиеся в городских казахских школах в советский период.

 

Третья группа – выходцы из казахских аулов, закончившие казахскую школу.

 

По мнению Масанова и Амрекулова, вследствие демографической структуры населения советской эпохи первая группа наиболее малочисленна. Вторая группа, учитывая, что большинство казахов проживало на селе, но число казахских школ было намного меньше русских даже в сельской местности, то эта группа представлялась самой многочисленной.

 

Третья группа – меньшая, чем вторая. Как следствие, преобладание разных ценностей и ориентиров зависело от дуалистической позиции второй группы[3]. Дуализм второй группы проявляется в том, что при не вполне свободном знании казахского языка они благожелательно относятся к расширению сферы его применения.

 

Лидер нации – президентская власть и нациестроительство

 

Формально роль АНК в становлении президентской власти состояла в том, что именно АНК в марте 1995 г. стала инициатором референдума по продлению полномочий президента до декабря 2000 г. В Конституции 1995 г. в числе основополагающих признаков деятельности Республики Казахстана отмечены общественное согласие и политическая стабильность[4].

 

Отныне личностный фактор – объединяющая роль Первого президента – для идеологов от власти занял едва ли не системообразующее значение. Действительно, это есть его первое и главное достижение, что важно сохранить в последующем. Роль межэтнического согласия в становлении сильной президентской власти замечена Ермухаметом Ертысбаевым[5], политологом, работавшим тогда советником главы государства. Ертысбаев, описывая настроения русских по этнической принадлежности работников крупных промышленных предприятий весной 1990 г., писал, что с конца 1990-х гг. критика оппозиционно настроенных национал-патриотов роли русского языка как фактического первого государственного языка привела к сдвигу настроений русскоязычных в пользу президента.

 

Латентный потенциал неопределенности народа и нации

 

Переход от казахской советской нации к казахской нации не прошел беспроблемно. Проблема проявилась в том, что в середине 1990-х гг. появилась тенденция раскола внутри казахского этноса. Тренд стал заметным после 2005 г.: представители третьей группы (по Масанову и Амрекулову) вместе с частью второй группы увлеклись обвинениями  первой и частично второй группы в манкуртстве, шала-казахстве.

 

Наиболее острый дискуссионный вопрос национальной идентификации – вопрос языковый, как о роли казахского языка, так и функционирования русского языка. Для сравнения: в Пакистане носители языка урду всегда были меньшинством, но как наиболее известный и понятный именно он был взят в качестве официального языка этой региональной державы вместе с английским. Языковый вопрос  в большой степени затрагивает интересы граждан. Если его решать «по-пакистански», то казахскому языку не выполнить роль языка урду. Следовательно, де-факто официальным языком остается русский язык.

 

Как следствие этих тенденций, существование казахской нации вызывает дискуссии: кто может входить в эту группу, все казахи или только знающие язык, или же казахстанцы, все принявшие нормы и ценности казахов, могут быть признаны казахами русского, казахского и другого происхождения. Действительно, протест недовольных групп словно встроен в такую конструкцию неопределенности понятия нации.

 

Связанный с этим вопрос эмирации, к которой прибегали ранее другие национальности, становится актуальным и для русскоязычных казахов, которые в случае сомнения в своих личных и групповых перспектив на будущее все чаще обращаются к эмиграции.

 

Технократия и идеократический подход

 

Власти пытаются и достаточно напряженно найти объединяющую идею или идеологию вне национальных рамок. Последние заявления официальных лиц демонстрируют попытку внедрить идеи, схожие с японской национальной идеей (конкурентоспособность товаров, технологичность, подъем экономики и т.п.).

 

В качестве воплощения национальной идеи поочередно заявлялись независимость страны (декабрь 2002г., поездка президента Н. Назарбаева в Атырау), конкурентоспособность страны (Послание народу Казахстана в марте 2004г., выступление на XII сессии Ассамблеи народа Казахстана в октябре 2006г.), «…наше главное богатство – это межнациональное единство, поднимающаяся экономика и богатая страна – вот основная идея» (август 2005г., выступление в прямом телеэфире), «Казахстану предстоит войти в число пятидесяти конкурентоспособных стран и жить так, как там живут, какая еще нужна национальная идея?» (июль 2007г., XI съезд партии «Нур Отан»).

 

В Концепции достижения качественно нового уровня конкурентоспособности и экспортных возможностей экономики Республики Казахстан на 2008-2015 годы, утвержденной Правительством, отмечено: «Национальная идея казахстанцев – стать конкурентоспособными».

 

Этому вторят высокопоставленные чиновники:

 

«…По большему счету – идея качества должна стать национальной идеей» (Даниал Ахметов, премьер-министр Казахстан в 2003-2007гг.);

 

«Сегодня на повестке дня программа повышения производительности труда. Она описана в стратегии индустриально-инновационного развития. Вот национальная идея» (Кайрат Келимбетов, в бытность министром экономики и бюджетного планирования);

 

«… Сама по себе система сертификации, стандартизации и качества выпускаемой продукции, на наш взгляд, должна стать национальной идеей» (Галым Оразбаков, в бытность министром индустрии и торговли).

 

Но вряд ли производительность труда, сертификация, стандартизация и достижение конкурентоспособности смогут заменить обычному гражданину более критичные вопросы идентичности, как язык, религия, земля. Процессы нациестроительства в Казахстане на этом не заканчиваются, но и не становятся более ясными, сохраняя, возможно, главную интригу на этом этапе новейшей истории страны.

 

Сноски:

[1] Казахстан: этапы государственности. Конституционные акты /сост. Ж.Баишев. – Алматы, 1997 г. – С.369

[2] Масанов Н., Амрекулов Н. Казахстан между прошлым и будущим. – Алматы, 1994. – С. 117

[3] Масанов Н., Амрекулов Н. Казахстан между прошлым и будущим. – Алматы, 1994. – С. 174

[4] Казахстан: этапы государственности. Конституционные акты /сост. Ж.Баишев. – Алматы, 1997 г. – С.444/. Казахская нация не упоминается в Конституции 1995 г.

[5] Ертысбаев Е. Генезис выборной демократии в современном Казахстане: проблемы и перспективы. 1990-2000. – С. 97, 167-168.

-1
    3 071