Суздальцев: у России нет более перспективного проекта, чем евразийская интеграция
Сегодня евразийская интеграция заняла видное место в ряду крупнейших интеграционных проектов мира. Сам факт возникновения ЕАЭС приходится учитывать и в Брюсселе, и в Вашингтоне, и в Пекине. О «становом хребте» евразийской интеграции, политической воле президентов и конкурентах России в регионе рассказал Андрей Суздальцев, заместитель декана факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ.– Создание ТС и ЕАЭС засвидетельствовало переход интеграционных процессов на постсоветском пространстве в активную стадию. По экспертному мнению, становым хребтом интеграции является Москва (занимающая ключевую позицию в военно-политическом, экономическом и географическом смыслам). Насколько, по вашей оценке, Россия (ее руководство, общество, управленческие структуры) готовы к выполнению данной миссии?
– Создание ЕАЭС завершает почти пятилетний цикл формирования многоуровневой структуры нового интеграционного проекта на постсоветском пространстве. Первый этап – Таможенный союз (ТС), был создан в 2010 году, в 2012 году заработало Единое экономическое пространство (ЕЭП), а с 1 января 2015 года страны-участницы проекта должны начать совместное существование в формате Евразийского экономического союза (ЕАЭС).
Но в тоже время не стоит забывать, что ЕАЭС является уже третьей попыткой развернуть полномасштабный интеграционный проект на постсоветском пространстве. До этого, с 1991 года, еще только с появлением СНГ, Россия периодически, опираясь на поддержку прежде всего Казахстана и Белоруссии, в меру своих в то время весьма ограниченных экономических и политических возможностей пыталась стимулировать интеграционные проекты в регионе – без особого успеха. Только после 2010 года, после грузино-югоосетинского конфликта и тяжелого мирового экономического кризиса, интеграционная инициатива Москвы получила шанс на успех.
В настоящее время евразийская интеграция заняла видное место в ряду крупнейших интеграционных проектов мира. Ее влияние растет, и сам факт возникновения ЕАЭС приходится учитывать и в Брюсселе, и в Вашингтоне, и в Пекине, не говоря уже о региональных державах. Появилась даже своеобразная очередь на вступление в евразийский интеграционный проект: Армения, как ожидается, вступает в Таможенный союз с 1 июля, на границ оформления своего участия в ТС находится Киргизия.
Москва остается организационным центром и главным спонсором евразийского процесса, принимая на себя все проблемы, характерные для любого интеграционного проекта. Более того, именно российская сторона является инициатором все новых этапов евразийской интеграции, подчиняя их достаточно строгому и жесткому расписанию.
– В чем причина этого? Исключительно в устремлениях нынешнего руководства, или же к подобной активности подталкивает внутренняя, внешняя ситуация?
– Создаваемая на постсоветском пространстве новая интеграционная группировка имеет свою специфическую «дорожную карту», опирающуюся на политическое расписание, а не вызревание экономических и политических стимулов для интеграции в государствах-партнерах. Фактически евразийский интеграционный проект развивается под давлением политической волей президентов – каждые два года проект, подчиняясь стремлениям Владимира Путина, Александра Лукашенко и Нурсултана Назарбаева, поднимается на новую ступень. Это беспрецедентные темпы в истории создания интеграционных объединений.
Столь высокие темпы связаны с широким спектром экономических и политических рисков, с которыми сталкиваются Белоруссия, Казахстан и Россия. В этом планеевразийский интеграционный проект можно считать не только стратегий по созданию единого интеграционного пространства в центре континента, но и реакций на разного рода политико-экономические угрозы и вызовы, с которыми сталкиваются и страны, объединившиеся в ЕАЭС, и другие государства постсоветского пространства.
В последние 10-15 лет постсоветское пространство все в большей степени становится открытым для притязаний и политических игр внешних игроков. Евросоюз активно развивает в Восточной Европе собственную интеграционную программу «Восточное партнерство», которая вступила в противоречие и конкуренцию с евразийской интеграцией. На рынках СНГ усиливается конкуренция между внутренними производителями и внешней торговой экспансией. Темпы развития экономик стран региона все в большей степени отличаются друг от друга.
Собственно, в 2013-2014 годах назрел кризис постсоветской государственности, совмещенный с распадом национальных экономических моделей, созданных в 1990-е годы. Наиболее ярким примером такого кризиса стала Украина.
– Насколько осознается ключевая роль России в интеграционных процессах нашими партнерами по ЕАЭС, насколько они готовы к ее признанию и как данный факт совмещается с заложенным во все интеграционные документы принципом равенства? Ведь ответственности не бывает без полномочий, следовательно, большая ответственность ведет к большему влиянию (пусть и неформальному). Кстати, это же мы наблюдаем и в ЕС, где все равны, но Германия «равнее».
– Евразийский интеграционный проект, как и предполагали его учредители, призван, опираясь на мощь российской экономики, эффективно ответить на целый набор существующих внутренних и внешних угроз.
Россия в данном случае выступает в роли основы проекта. Это связано с необходимостью появления вокруг Российской Федерации собственной интеграционной группировки, что позволит в перспективе укрепить позиции РФ на международной арене.
Помимо геополитических задач, считается, что формирование евразийской интеграции должно помочь в решении ряда серьезных экономических проблем, в негативном плане влияющих на модернизацию российской экономики. В частности, интеграционный проект позволит создать единый, лишенный каких-либо барьеров рынок объемом в 200–250 млн потребителей (с привлечением к проекту стран Центральной Азии). Кроме того, возможное создание на базе ЕАЭС валютного союза, с едиными правилами и единой валютой, должно со временем коренным образом поменять политико-экономическую ситуацию на постсоветском пространстве.
В свою очередь, структурная и технологическая модернизация экономики России создаст крайне необходимый динамичный и привлекательный интеграционный имидж страны. В этом случае отпадет необходимость стимулировать участие партнеров экономическими, таможенными, рыночными уступками, энергетическими и сырьевыми субсидиями и дотациями, банковскими кредитами.
В противном случае в регионе неизбежно будут расти центробежные процессы, страны СНГ и их экономики будут продолжать постепенную переориентацию на внешних партнеров (ЕС, Китай, Иран, Турция и т.д.) и внешние интеграционные предложения (проекты и программы ЕС).
– Что (или кто) мешает сейчас еще более активному продвижению евразийского проекта? Какие главные риски вы видите?
– Не стоит забывать, что основные внешние игроки – ЕС, США, КНР, а также региональные державы – Польша. Румыния, Турция, Иран, как правило, игнорируют или косвенно противодействуют интеграционным инициативам России в регионе СНГ. Создание вокруг Москвы крепкого интеграционного блока не входит в планы, прежде всего, Евросоюза и Китая, заинтересованных в открытом доступе к ресурсам и рынкам региона. Россия, разворачивая проект ТС-ЕАЭС, выступает в роли конкурента, способного под прикрытием интеграционной группировки в оперативном порядке осуществить региональную бизнес-экспансию.
Необходимо отметить и объективные препятствия, сказывающиеся на развитии проекта.
Первым и основным препятствием оказывается экономическая неоднородность ЕАЭС, связанная с экономическим доминированием России (больше 90% суммарного ВВП и более 80% суммарного товарооборота приходится на РФ); сложностью включения в союз транзитной экономики Белоруссии, объективно не готовой к полномасштабной интеграции в рамках евразийского экономического проекта; а также спецификой экономики Казахстана, имеющей развитый энергетический сектор и сформировавшийся за последнее десятилетие транзитный товарный коридор для поставок из Китая.
Основным риском для участия непосредственно России в интеграционном проекте ТС–ЕАЭС остается вопрос о цене интеграции. Экономическое влияние России в новой интеграционной группировке вместе с опорой на политическую волю руководства России создают идеальную среду для получения партнерами по интеграции экономических уступок со стороны РФ.
– Можно ли назвать главные преференции, которые уже получены российскими партнерами? И стоит ли России и далее идти на уступки?
– Основные преференции носят энергетический, финансовый и рыночный характер. К примеру, решению о вступлении Армении в Таможенный союз предшествовало соглашение о 30-процентном субсидировании тарифа на российский газ. В результате цена газа для Армении составила 189 долларов за тыс. м.куб., что близко к «белорусской цене».
Белоруссия в рамках евразийской интеграции получает огромный пакет поддержки: субсидированные цены на газ, доступ к российской нефти по внутрироссийским ценам, открытый доступ к российскому рынку и т.д. Только энергетические субсидии в пользу Минска достигают 8-9 млрд. долларов в год.
Выравнивание транзитных тарифов через Россию в немалой степени выгодно и Казахстану.
Так что реальной основой формирования интеграционных группировок под руководством России по-прежнему остается использование российских ресурсов, включая финансовые и сырьевые, а также российского рынка. К сожалению, пока что на каждом этапе интеграционного строительства дотационная основа российских инициатив увеличивается в несколько раз.
Но у России нет другого более жизнеспособного и перспективного интеграционного проекта, чем евразийская интеграция. В реальности, в случае провала проекта, РФ больше не получит исторического шанса на создание собственной региональной интеграционной группировки. Поддержка проекта – наш единственный выбор.
