Кайрат Келимбетов рассказал агентству Bloomberg о новой модели развития Казахстана.
— При нынешней стоимости нефти в 50 долларов за баррель перспектив роста цены до 80 или 100 долларов за баррель в следующие полгода, год или даже два не наблюдается. Каким образом Казахстан адаптировался к новой реальности низких цен на нефть?
— Для нас это стало сигналом к пробуждению — эра хороших цен на нефть кончилась, теперь мы понимаем, что средняя ее цена будет в пределах 50 долларов. Самый сильный шок мы испытали в 2014-2015 гг., однако мы готовились к нему все предыдущие годы, создали Национальный фонд, в котором хранятся все резервы правительства в размере около 65 млрд долларов. Фонд очень похож на норвежскую модель. Кроме того, в 2015 году произошли большие изменения в монетарной политике, мы перешли к инфляционному таргетированию. Это подразумевает плавающий курс валют, который и вызвал определённую девальвацию национальной валюты. В общем я могу назвать три фактора, оказавших влияние на спад в Казахстане: это падение цен на нефть, спад российской экономики и замедление Китая. Сейчас, когда у нас уже свободный, плавающий курс валют, мы можем абсорбировать все потрясения. Я считаю, что к концу 2016 года инфляция будет выражена уже однозначной цифрой, что является хорошим показателем в нашей части мира. Мы также копим резервы и находимся в хорошей экономической форме.
– 52 доллара за баррель — достаточно неплохая цена на фоне худших исторических показателей за 30 лет. Каким образом ваша страна использует географическое положение для получения выгоды при определённо хорошей цене на нефть?
— Давайте для начала разберёмся с нефтью. На данный момент мы производим 1,6 млн баррелей в день и входим в двадцатку мировых производителей нефти. В следующие 15 лет мы планируем удвоить эти цифры — у нас есть новые месторождения на Тенгизе, Кашаган. Американские компании, такие как Shevron и Exxon Mobil хотят продолжать инвестировать в эту область. Таким образом объём добычи составит около 7 миллионов баррелей в день и мы войдём в семёрку мировых производителей. Но Казахстан добывает не только нефть, но и руду. Мы сейчас более сфокусированы на диверсификации экономики, развитии сектора услуг, промышленности, логистики, финансовых услуг, частью которых является Международный финансовый центр в Астане – инициатива президента.
– Вы в Сан-Франциско, в Нью-Йорке встречаетесь с инвесторами. Расскажите о ваших шагах по привлечению технологий и инноваций из силиконовой долины в Казахстан.
– Мы придерживаемся модели Сингапура и Дубаи — хотим развивать региональный финансовый хаб сейчас и международный финансовый центр в будущем. Мы поставили себе цель добиться этого за 20 лет. Частью этой реформы является создание возможностей для финансовых технологий. В нашей части мира у нас нет столицы финансовых технологий, как у вас на западном побережье. Мы пытаемся разобраться во всей «экосистеме» силиконовой долины – каким образом она работает, какая модель используется, какова роль так называемых инкубаторов. Все это мы хотим перенять. В то же время мы ведём переговоры с глобальными частными инвестиционными фондами, распорядителями активов с идеей привлечь их работать в Казахстане и через Казахстан в нашей части мира.
– Как чувствует себя банковская система в Казахстане, учитывая неожиданное снижение процентной ставки? Вы занимали пост председателя центрального банка, соответственно, можете оценивать состояние банковской системы.
– На самом деле я считаю, что банковская система пострадала от предыдущего финансового кризиса в 2008 г. Два банка были выкуплены государством и Национальным фондом. Сейчас происходит улучшение. Уровень инфляции был 17 процентов — отчасти из-за эффекта девальвации в 2015 году. Сейчас этот эффект сходит на нет и мы ожидаем однозначное число по инфляции в этом году. Поэтому центральный банк снизил процентную ставку.
– Существует определённое напряжение вокруг предлагаемого стресс-теста для банковской индустрии. Симпатизируете ли вы банкам, которые не желают подвергаться различного рода проверкам, например, проверкам качества активов?
– Я считаю, что банковский сектор уже очистился за предыдущие годы. Теперь центральный банк исследует возможности провести стресс-тесты — я считаю, что будет лучше знать реальную ситуацию и отталкиваясь от неё принимать конкретные решения.
