Констатация кризисного состояния интеграционных институтов постсоветского пространства стала банальностью. Но этот кризис является естественным и в каком-то смысле позитивным, поскольку свидетельствует об исчерпании потенциала развития Новой Евразии в формате «Зоны свободной торговли» (ЗСТ).
Это доказывает и выход на соглашения о ЗСТ с Вьетнамом, и переговоры с Ираном – с государствами, которые никак нельзя отнести к постсоветским. Потенциал зоны свободной торговли – основы базовых договоренностей о евразийской интеграции – либо уже исчерпан, либо будет исчерпан в ближайшее время, и торговая активность стран-членов ЕАЭС перенаправляется вовне.
Вопрос, однако, в том, что глобализация евразийских соглашений о свободной торговле, будучи естественным и в целом позитивным явлением, никак не стимулирует качественное развитие интеграционных экономических процессов и институтов. Напротив, обостряются попытки передела торгового пространства, что, естественно, заканчивается конфликтами и обидами.
Ключевой вопрос развития Новой Евразии и на национальном уровне, и как экономической системы – в нахождении эффективных ресурсов для экономического роста. Эта задача вполне осознана элитами постсоветских государств, в последние годы опробовавших различные варианты ее решения, в том числе и не связанные с реализацией интеграционных процессов. Например, попытки встроиться в механизмы экономического роста в Европейском союзе (Беларусь) и Китае (Казахстан, отчасти – Кыргызстан).
Страны постсоветской Евразии пока не видят ближайших перспектив модернизации через евразийские интеграционные механизмы, но одновременно пытаются «переформатировать» в свою пользу торговые отношения внутри ЕАЭС. Ситуация, однако, более сложная.
Россия уже не готова тратить значительные ресурсы для поддержания стабильности экономических систем постсоветских государства, особенно учитывая неоднозначные результаты прежних совместных проектов.
А большинство других внешних сил, проявляя интерес к сырьевой составляющей и рынку региона, явно не готовы инвестировать в социальную составляющую модернизации. Более того, для них не являются аксиомой ни права собственности, ни сложившиеся экономические системы. Россия же, при всех издержках, уже осуществляет программу реиндустриализации, естественно, сталкиваясь с целым рядом проблем, порожденных кризисом интеграционных институтов.
Некоторым особняком в данном случае стоит вопрос о встраивании государств Новой Евразии в проект «Великого Шелкового пути». Но при всей его привлекательности, даже отрешаясь от вопроса об экономической устойчивости современного Китая и «выводя за скобки» то, что у КНР пока нет такой «глобальной геоэкономической референтности», как у США и даже ЕС (проще говоря – Пекин не является законодателем мод в мировой геоэкономике), мы возвращаемся к вопросу о механизмах экономического роста.
История не дает примеров, когда логистический проект, осуществленный внешней силой, являлся инструментом сбалансированного развития страны и, тем более, – региона.
Это лишь способ взимания логистической ренты, которая, как правило, распределяется и перераспределяется внутри правящего слоя элиты. Такого рода проекты являются дополнением к зоне свободной торговли, ее продолжением, но никак не новым этапом в социально-экономическом развитии.
И тот же «Великий Шелковый путь» средневековья был, по сути, экстерриториальным коридором, оказавшим влияние на развитие региона, но не приведшим к его сбалансированному процветанию. Территория за пределами «великого пути» приходила в запустение. Более близкие примеры – современная Панама за пределами зоны Панамского канала или Египет до революции 1952 г.
Конечно, такие масштабные логистические проекты, как Великий Шелковый путь являются позитивным фактором развития. Особенно с учетом того, что Китай в последние годы смог доработать проект до действительно глобально значимого уровня, выходящего за рамки просто логистического коридора.
Ценность таких проектов и в том, что они создают инвестиционное пространство нового типа. Хотя бы и в специфической сфере экономики и, как правило, на очень специфических условиях, включающих зачастую ту или иную форму экстерриториальности.
Проекты в области логистики должны дополняться и подпитываться сбалансированным развитием национальной экономики, которая была бы вписана «с правом решающего голоса» в более крупные экономические системы.
В противном случае, возникает долгосрочный эффект «туркменизации», то есть, экономически замкнутой рентной экономики, полностью зависимой от внешнеэкономической конъюнктуры и основанной на принципе «социального данничества».
Показательно и то, что именно по вопросу о создании объединенной евразийской логистической компании возникли весьма жесткие противоречия – это нормально для проектов, основанных на принципе перераспределения «ренты».
Чтобы встраиваться на достойных условиях в глобальные логистические проекты, Новой Евразии надо представлять собой значимую в геэкономическом плане силу, а не просто территорию для удобного и недорого транзита. И надо быть очень наивными, чтобы полагать, что китайские и европейские операторы Великого Шелкового пути легко поделятся своей долей «логистической ренты», взимаемой в т.ч. и через логистические компании.
Еще проще: зачем нужна Евразийская логистическая компания, если ей нечего будет возить? А пока спектр продукции, которую страны Евразии могут предложить на внешнем рынке, сравнительно невелик и характеризуется недостаточным уровнем индустриальной составляющей.
То есть, даже в случае выбора стратегии ориентации на включение в экономические процессы соседних макрорегионов, уйти от вопроса о реиндустриализации или хотя бы частичного восстановления интегрированного промышленного потенциала, не получится. Иначе «встраивание» произойдет на столь низком качественном уровне, что о социальной модернизации говорить будет невозможно.
Но основой даже для наиболее простых программ интеграционной реиндустриализации является появление общеевразийских инвестиционных инструментов, своего рода «инвестиционных денег», которые могли бы использоваться исключительно для инвестиций и обеспечения оборотным капиталом проектов, осуществляемых в рамках ЕАЭС.
Без существенного реформирования и укрепления финансово-инвестиционной составляющей ЕАЭС, без вывода ее за рамки инструмента обеспечения «зоны свободной торговли», едва ли можно говорить о какой-то реальной реиндустриализации.
С точки зрения сотрудничества в, если хотите, «нулевой» фазе реиндустриализации, интерес представляют следующие направления практического взаимодействия:
При всей дискуссионности этих направлений сотрудничества и необходимости существенных дополнительных инвестиций, причем, от всех участников процессов, они дают возможность не просто использовать возможности экономического роста в России для общеевразийского промышленного развития, но и сделать экономический рост в странах Новой Евразии до известной степени сбалансированным. Хотя это еще и очень далеко от реальной программы совместной «каскадированной» реиндустриализации Евразии, которая может превратить регион в значимого игрока в мировой экономике.