Сегодня

449,3    489,69    62,42    4,89
История

Воскресили мумию русофобии... Зачем переиздали лживую книгу Эдварда Сокола

Юрий ФлыгинВести.уз
14 марта 2017

Более 60 лет назад американский университет Джона Хопкинса (Висконсин) издал книгу Эдварда Сокола «Восстание 1916 года в Российской Центральной Азии». Недавно ее переиздали с большой помпой. Зачем? 

 

Цель тогда и сегодня одна - представить Российскую империю, как предшественницу Советского Союза, в качестве колонизаторского государства, более жестокого, чем западные метрополии, а главным образом, посеять семена недоверия, раздора, взаимных обид и претензий. Но особого успеха сей «труд» не имел и довольно быстро был забыт.

 

Так и лежать бы стряпне Сокола под спудом забвения, если бы не наступило время новой «Большой игры» в регионе. И залежалый русофобский товар подскочил в цене.   

 

Повод нашелся – 100-летие восстания 1916 года в Средней Азии. И тот же университет Хопкинса оперативно переиздал книгу Сокола, которого самого уже нет в живых.  

 

Во введении профессор Старр с пафосом заявляет, что книга Сокола представляет «особый интерес как одно из редких исследований на табуированную долгое время тему восстания 1916 года… Научные работы по этой теме … и сегодня затруднены, так как правительство Путина запрещает доступ к архивам в Москве».

 

Видимо, американским знатокам не ведомо, что по теме 1916 года и в советское время был опубликован ряд работ разного научного достоинства, что «правительство Путина» вовсе не регламентирует работу архивов, оставляя это на усмотрение научных структур. Тем более неведомо, что совсем недавно в Москве издан капитальный сборник архивных материалов по названной теме, в котором предпринята попытка максимально объективно рассмотреть её со всех сторон.

 

Сам Сокол в начале своей книги, видимо для возбуждения интереса, декларирует приписываемые вожакам мятежа лозунги и цели прямо-таки планетарного характера – «протест против белого человека, мусульман против неверных».

 

Хотя тема книги локализована автором в её названии, в действительности же он пытается охватить весь процесс присоединения Средней Азии к России, и ее последующей интеграции. И как это в значительной мере свойственно западной историографии (в особенности той ее части, что связана с историей России), автор априори делает определенные выводы, в соответствии со своими интересами (и интересами заказчиков), а уже под них пытается подобрать фактологию.

 

Не беда, если фактов не хватает. Сокол не чуждается подтасовок и фальсификации. Но даже этот русофоб, говоря о последствиях присоединения Средней Азии к России, вынужден признать огромные положительные последствия этого процесса для народов региона. В этой связи он цитирует другого русофоба, Г. Роулинсона (причем, русофобом его называет в своей книге сам Сокол), который в 1882 году говорил: «Переход под российское управление киргизов, узбеков и туркмен и другой части Центральной Азии стало благом человечества. Работорговля и присущие ей ужасы была отменена, а магометанский фанатизм и жестокость в общем стали происходить реже и попали под контроль. Торговать стало безопаснее, местные ремесленники и производители получили поддержку, а к желаниям населения стали более серьезно относиться, чем при азиатских правителях».

 

В своей книге Сокол описывает экономическую ситуацию в регионе при русском управлении, уделяя особое внимание хлопководству.

 

Лейтмотив его рассуждений примерно таков – увеличение производства хлопка якобы было выгодно исключительно русским, местное население занималось хлопководством чуть ли не насильно, не получая от этого никакой выгоды. Кстати, такие же рассуждения свойственны в значительной мере и современной узбекской историографии. Но это все далеко от действительного положения вещей.

 

В увеличении производства хлопка действительно были заинтересованы российские власти и промышленники. Но интерес здесь был обоюдным. Сам Сокол признает, что торговый оборот между Россией и Средней Азией, в первую очередь благодаря хлопку, вырос многократно. Многократно выросли и цены на хлопок. Как это могло бы быть невыгодно местному населению? Тем более, что значительная часть торговли хлопком, в том числе почти полностью закупки хлопка у непосредственных производителей, была в руках местного населения. Доходы распределялись не справедливо? Но таковы реалии того времени и тех производственных отношений. История, кстати, до сих пор не знает примера абсолютно справедливого распределения доходов. И русские, очевидно, в этом не виноваты.

 

С 60-х годов XIX века до 1915 года удельный вес посевов хлопчатника в крае увеличился в 5 раз. Это действительно приводило к сокращению посевов зерновых, что могло спровоцировать рост цен на хлеб.

 

Но только далеко не все здесь определялось русской властью. Для среднеазиатских владельцев земли определяющим являлось стремление к выгоде (впрочем, как и для любых других владельцев земли). И именно выгода определяла выбор дехкан в пользу хлопка, который стал наиболее выгодной культурой.

 

Характерный пример... В конце XIX века хивинский хан (а на Хиву никакие русские законы практически не распространялись) пытался неоднократно своими указами ограничить расширение посевов хлопка, велел сеять хлопок только на тех землях, которые останутся свободными от зерновых. Все было во власти хивинского хана – и собственность, и жизнь, и честь его подданных. Все, и только стремление подданных к выгоде было вне власти повелителя. Население ханства проигнорировало названные указы хана и «значительно увеличило запашки под хлопок».

 

Кстати, и после 1991 года, когда никакого «диктата Центра» нет в помине, хлопок продолжает оставаться основной сельскохозяйственной культурой Узбекистана. Местные дехкане вовсе не переключились на выращивание клюквы или кокосовых орехов. Видимо, природные реалии Узбекистана и некоторых других стран региона благоприятствуют производству именно хлопка.

 

О, мягко говоря, вольном обращении Сокола с фактами, наглядно свидетельствует такой его пассаж: «К 1913 году царскими властями было захвачено около 4,5 млн гектар лучших земель только в Киргизии». К 1916 году европейское население в Киргизии составляло около 132 тысяч человек. Это получается, что на каждого европейца, включая грудных детей, стариков и старух, включая также городских жителей, никакого отношения к земле не имевших, приходилось по 34 гектара! А на семью получаются сотни гектаров. При технических средствах того времени просто обработать такие территории было невозможно. Бредовость подобных измышлений очевидна даже для неспециалистов.

 

Столь же не соответствует фактам утверждение Сокола, что в интересах «обеспечения мира и безопасности в регионе» русские «рассчитывали поделить регион по национальному признаку, чтобы не допустить политических альянсов». Любой исследователь, мало-мальски знакомый с темой, знает, что российская власть, действительно обеспечив в регионе мир и безопасность, не планировала никакого деления края по национальному принципу. Да и знатоку туркестанской истории, каким, очевидно, полагал себя Сокол, следовало бы знать – вовсе не национальное единство было основным фактором для политических альянсов в Туркестане имперских времен, а единство конфессиональное. И в этом случае никакие границы не могли быть препятствием.

 

Не менее спекулятивным является утверждение Сокола, что якобы, «Россия не размещала там промышленные производства, рассматривая колонию как рынок сбыта для своих товаров». Этот же тезис, кстати, активно муссируется нынешней узбекской историографией, которая в этом вопросе продолжает известные тенденции советской историографии.

 

В действительности же, присоединение к России послужило сильным стимулом промышленного развития края. Благодаря деятельности российских предпринимателей в Туркестанском крае появляются первые заводы и фабрики. Количество их быстро росло, расширялась номенклатура производств. Источники называют разные цифры общего числа промышленных предприятий в крае. Известный узбекский исследователь темы экономического развития среднеазиатского региона А.М. Аминов утверждает, что «фабрично-заводская промышленность дореволюционного Туркестана (кроме добывающей) охватывала 702 предприятия».

 

Другой местный историк, М. Г. Вахабов, в свое время сообщал, что «начало ХХ в. ознаменовалось значительным ростом промышленности в городах Туркестана… темпы его роста были сравнительно высокими».

 

В крае имелись хлопкоочистительные, маслобойные, кожевенные, шелкообрабатывающие, шерстеобрабатывающие, кирпичные, мыловаренные, деревообрабатывающие, пищевые, винодельческие, металлообрабатывающие, мукомольные, кондитерские, пивоваренные, мясоперерабатывающие и другие предприятия.

 

Что касается предприятий некоторых отраслей более высокого индустриального уровня, то их вообще в мире в начале XX века было не очень много, а некоторые отрасли только зарождались. И не следует игнорировать реалии того времени – ограниченность финансовых и материальных ресурсов, отсутствие в течение долгого времени надежного и удобного транспортного сообщения с центральными районами страны и местной транспортной инфраструктуры, не разработанность местных сырьевых ресурсов, ограниченность местного рынка сбыта, недостаток квалифицированной рабочей силы. Последнее обстоятельство до сих пор очень немаловажно для региона, где все еще только формируются традиции индустриального труда.  

 

Когда Сокол переходит к освещению непосредственно событий антиправительственного бунта 1916 года, то, право же, чувствуется, что его покидают остатки здравых суждений. Справедливо отмечая, что призыв на тыловые работы сопровождался чудовищной коррупцией, взяточничеством со стороны местной низовой, туземной, как тогда говорили, администрации, Сокол заявляет, что «плохой урожай хлопка в 1916 году означал, что у крестьян не было денег откупиться от призыва». Но ведь призыв был объявлен летом, задолго до сбора урожая, причем в хлопководческих районах призыв был минимальным, и невозможно было еще определить – каким будет урожай? Который, кстати, в 1916 году был вовсе не плохим.

 

В другом эпизоде Сокол утверждает, что в Семиречье одним из катализаторов мятежа стало якобы то, что «киргизам русские крестьяне сообщали, что их везут на войну на верную смерть, чтобы русские крестьяне могли забрать их землю». Даже если игнорировать чудовищную лживость подобных утверждений и быть наделенным, подобно Соколу, больной фантазией и предположить реальность таких измышлений – что же, крестьяне совсем дураки что-ли, чтобы выдавать свои планы, если бы они действительно имелись?

 

Сокол также, как и современные историки постсоветской Центральной Азии, многократно завышает данные о жертвах среди местного населения. О многотысячных жертвах европейского мирного населения он упоминает лишь мимоходом и даже с ощущаемым подлым сожалением замечает, что в числе этих жертв «погибло всего 97 солдат и 24 чиновника».

 

В заключение, Сокол заявляет, что якобы «российский режим был сам слишком азиатский, чтобы нести влияние в Азию». Да, до англосаксонских методов утверждения цивилизации русским действительно далеко – им бы никогда не пришло в голову привязывать живых людей к жерлу пушек перед выстрелом, как это англичане делали в Индии.

 

И сейчас мир является свидетелем американских преступных методов «насаждения цивилизации» на Ближнем и Среднем Востоке, в Северной Африке.

 

Французские авторы многотомной «Истории ХIХ века» под редакцией Лависса и Рамбо писали в свое время: «В общем, несмотря на неурядицы и притеснения, неизбежные при всяком завоевании, особенно в его начальной стадии, туземцы (Туркестана) кое в чем уже выиграли и выиграют еще больше в будущем под русским владычеством, которое избавило их от тиранов… варварские пытки прежнего времени исчезли; знаменитые «клоповники», в которые бухарские ханы приказывали бросать жертвы своей короткой расправы, являются археологической редкостью. Прекратились также войны между ханами, мятежи и разбойничьи набеги… так же как и охота за рабами… площадь обрабатываемой земли увеличилась».

 

Попытка привлечь внимание к опусу Сокола была недавно предпринята на американском ресурсе СААN. С какой целью? Она и не скрывается. Публикаторы резюмируют в конце своей информации - «восстание 1916 года было подавлено русскими, старые обиды остались». С помощью фальсификации, передергивания фактов, клеветы раздувать угли давно забытых трений между народами - вот задача американских пропагандистов от науки.

 

Известный историк новейшего времени Марк Блок предостерегал об опасности привнесения в историческую науку идеологической «личностной вкусовщины», говоря, что «когда отблески страстей прошлого смешиваются с пристрастием настоящего, реальная человеческая жизнь превращается в черно-белую картину».

 

Другими словами, не надо наводить тень на плетень.

0
    3 163