Люди умом слабые и не особо развитые понимают Бога исключительно, как Существо Сверхъестественное, и действия Бога отслеживают по проявлению всего «сверхъестественного». Их вера «в Бога» зиждется, как правило, на том, что раз где-нибудь написано, будто где-то произошло очередное сверхъестественное и умом необъяснимое, то вот этому самому надо и верить.
Правда, их иногда настораживает, что «сверхъестественное» могут производить разные черти, бесы там, но чертям, полагают они, специально попущено делать ложные чудеса, чтобы люди смогли их отличить от истинных. Зачем это нужно, толком объяснить, впрочем, никто не может, да и отличить взаправду вряд ли кто способен, хотя и считается, что есть специалисты, которые глянут, помолятся, и сразу им понятно, от кого что прилетело.
Впрочем, чудеса сейчас случаются совсем редко. Во многом, как ни странно по нынешним временам прозвучит, из-за неверия. Не в чудеса, конечно, в чудеса верить вообще довольно инфантильно, мол, верю, случаются они. Да, конечно, случаются, но какой смысл верить в то, что где-то что-то случается? Поэтому вера сейчас переформатировалась, стала актом доверия желтой прессе и гиперактивным очевидцам, размазавшись по «верам» в летающие тарелки, снежных человеков, энергетические щиты. И да, «вера в Бога» тут стала уже в общем ряду, пристроившись совсем сбоку. Одни верят в энергетический щит, что он есть, другие в Бога, что Он тоже есть.
Все эти умозрения, верой как таковой не являющиеся, правильно было бы называть верованиями, то есть набором принятых на себя обязательств придерживаться источника какой-то одной сверхъестественной аномалии, все узнавать про этот источник, налаживать, возможно, с ним связь, по одиночке, а еще лучше коллективно, потому что в коллективе все такие, и говорят одно и то же, разогревая друга разными описанными, обычно в брошюрах, «случаями». Так вот «вера в Бога» тут имеет неоспоримое преимущество, что сведения об источнике имеются не только в брошюрах, но, в основном, содержатся в Библии, то есть имеют такой авторитет, и такое количество приверженцев, и все из них говорят примерно одно и то же, что «вера» сама собою обречена крепнуть и крепнуть, особенно если рядом есть религиозное здание, возведенное как раз для этих целей.
Но и слабая сторона у такой веры имеется. Все это, описанное не в современных брошюрах, а древних книгах, произошло очень давно и связи со всеми этими чудесами современность не ощущает, а тарелки летают именно сейчас, многие наблюдали их и даже, говорят, выходили на контакт, обычно принудительно. Атеисты над этим все время потешаются, и, кстати, совершенно зря. Их умопомрачительное верование, что сверхъестественного и вовсе никакого нет, из того же совершенно ряда.
Из-за того, что евангельские чудеса относятся к разряду сверхъестественного, в христианском богословии официально определено, что чудеса Христос совершал своей божественной природой. Православный богослов прошлого века Сергей Булгаков довольно остроумно заметил, что это подразумевает встроенный в естество Христа тумблер, а подобным переключателем между природами Христос пользовался, чтобы временами сообщить о Своей второй природе, в которую требовалось уверовать. Христианское имперское богословие вообще Евангелие стало подгонять под свои определения, которых становилось чем больше, тем запутанней все это выглядело, и, в конце концов, оно совсем оторвалось от содержания Евангелия, и занималось только тем, что настаивало на божественном происхождении уже своих определений.
С какого-то времени стало понятно, что христианское сознание перегружено вот этой «верой в чудеса» евангельские, библейские, да и те, что описаны в прочих сказаниях, и с этим надо что-то делать, поскольку мир наплодил такую массу различных «вер» (в Бабу-ягу, в Деда Мороза, тарелки и прочее), что все они вместе напрочь обесценили «истинные» чудеса, делая их так же похожими на сказки, либо на предрассудки и суеверия. Возникло и стало развиваться целое течение, объясняющее чудеса «рационально». В этом был несомненный смысл, поскольку людям грамотным и на чудесах не зацикленным возвращалось доверие в правдивость древних повествований, которые со временем все больше стали походить на прочие сказки.
Однако в «рациональном» объяснении библейских чудес, заложено отрицание чудес вообще, и, как правило, подобные исследования, натыкаясь на невозможность объяснить все, берут на себя смелость отрицать многое из написанного, считают выдумкой, что, по сути, возвращает древним духовным текстам статус сказок, с минимальным или даже никаким процентом правдивости. Наиболее удачными в этом направлении оказались исследования об изменяемости и текучести человеческого сознания, человеческую способность все не до конца понятное и вовсе непонятное описывать иносказанием. Или даже явления очевидные преподносить в своих изложениях как нечто сверхъестественное.
Если из Евангелия выдрать все чудеса, объяснив оставшуюся малую часть из них «рационально», то от Евангелия ничего не останется. Но и спустя тысячи лет искать подтверждения божественности записанных историй по тому, что в них перечислены чудеса, значит игнорировать саму историю, потому что в современной истории те давние чудеса никак не помогают с ней справиться. Сознанию человека, жившего в античности, чудо помогало укрепить веру. «Вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес», укорял Иисус современников. И истина заключалась в том, что сознание их не вмещало иных причинно-следственных связей, иных свидетельств прямой связи с Богом, кроме сверхъестественных явлений.
В Писаниях нового завета сильно заметен этот контраст: с одной стороны Христос всячески уклоняется от демонстрации «знамений», объявляя их совершенно неважными, ненужными, и даже лишними для веры, с другой — чудеса следуют за Ним по пятам, сопровождая все Его действия. «Род лукавый ищет знамений», говорил Он о тех, кто требовал от Него сверхъестественного.
Чудо — это результат деятельного исполнение веры. Вера в чудеса — это вера в чью-то кем-то когда-то уже исполненную веру. Но это не сама она и не помогает обрести ее. Когда-то помогало, теперь уже нет. Христианство так долго пользовалось записанными на бумаге чудесами, что совершенно забыло о том, что для евангелистов и апостолов описание и воспоминание чуда было нужно не затем, чтобы в чудеса верили, а чтобы достаточно наглядно продемонстрировать результат, который дает вера, стимулировать своих слушателей и читателей не на поиски сверхъестественного, то есть знамений, а на исполнение самой веры, которая в знамениях не нуждается.
