2019 год избавил наше общество от многих иллюзий. Мы подошли к черте, за которой откладывать ответы на ключевые вызовы современности – просто опасно. Попробую перечислить наиболее важные вызовы российской государственности.
Доминирование мегаполисов. Россия, конечно, «страна городов», как писалось в летописях, но никогда доминирование центральной агломерации не было столь пугающим. Россия за пределами мегаполисов может начать восприниматься внешними силами как пустое ресурсное пространство, и в этой связи важно помнить, что характерная черта постглобального мира – борьба за контроль над ресурсными пространствами. Попытки заполнить пустующие территории за счёт миграции не слишком успешны (пример – пресловутый «дальневосточный гектар»). К тому же эта стратегия, по сути, приводит к созданию другой страны. Не по языку, культуре или религии, хотя и здесь есть настораживающие тенденции. Это будет другая страна по историческому опыту, по моделям социального развития и поведения, которая рано или поздно осознает свою инаковость в сравнении с жителями мегаполисов, наслаждающимися почти европейским социальным стандартом. России настоятельно нужна новая модель разумной социальной диверсификации при достойном социальном стандарте.
Социальная атомизация. Это лишь на первый взгляд – отвлечённый философский вопрос. Речь идёт о действительно важной проблеме. На какие институты опирается власть? Что является социальной основой государственности в условиях распада того, что у нас именуют «гражданским обществом»?
Конечно, можно пытаться рулить страной, опираясь на узкий круг элиты. Можно даже попробовать убедить общество, что этот принцип управления и есть меритократия – «власть достойных», самых талантливых. Однако нынешний мир – это мир конкуренции стран и сетевых структур, нацеленных на ослабление государства-конкурента. И у этих структур в условиях атомизации не будет недостатка в социальной базе, что мы и видели на Ближнем и Среднем Востоке, начинаем замечать в Восточной Азии.
Кризис пространственного развития. Немалые технологические и инфраструктурные достижения пока не привели к стремительному экономическому росту. Достижения остались «анклавными» и только усиливающими мозаичность развития, обостряющими диспропорции даже между соседними регионами. Перед страной стоит задача переформатировать пространственную социально-экономическую архитектуру страны, особенно в зауральских регионах, усилить связность территории, создать новые центры социального притяжения. И это потребует нового уровня политической воли и управленческой решительности, без которых модернизация страны так и останется вознёй в пределах московского «удельного княжества».
Россия вступила в эпоху «кризиса целеполагания», когда понятны инструменты дальнейшего развития, но не сформулирована цель. Ни у кого не вызывает сомнений необходимость ограничить сверхпотребление элиты, восстановить обратную связь между властью и обществом, заключить новый «общественный договор». Актуально и проведение своего рода «земского собора», завершающего смуту 1990-х и переходный период 2000–2010-х. Но возникает резонный вопрос: возможно ли начать с чистого листа, не определившись с перспективами на будущее?
Действительно, какова стратегическая цель нашей страны? На какое место в постглобальном мире мы претендуем? Почему общество должно затягивать пояса, а элита руководствоваться эгоистическими интересами? И способна ли вообще эта элита решать чуждые для неё сверхзадачи развития?
Да и зачем вообще нужна Россия?