Ровно 70 лет назад на полигоне в Семипалатинске было проведено первое успешное испытание советской атомной бомбы. Ее оперативное создание было настоящим чудом, при этом всех участников проекта – от внешней разведки до академика Курчатова – принято перехваливать. Кому СССР обязан тем, что ядерный паритет с США был достигнут в кратчайшие сроки?
В 2009 году Генассамблея ООН почему-то объявила Международным днем действия против ядерных испытаний именно 29 августа, хотя взрыв в Семипалатинске был далеко не первым ядерным испытанием на Земле. Атомная бомба впервые была испытана 16 июля 1945 года в США на полигоне Тринити у города Аламогордо (штат Нью-Мексико). В том же году США применили это оружие на практике при бомбардировке Хиросимы 6 августа и Нагасаки 9 августа.
Говорят, что немцы тоже успели взорвать нечто, содержавшее урановую цепную реакцию, на острове Рюген в Балтийском море в 1944 году, но это не доказано. В любом случае Генассамблея ООН совершенно зря акцентировала внимание именно на семипалатинском взрыве. Это несправедливо. Не СССР первый начал.
Взорванное 70 лет назад в Семипалатинске «изделие РДС-1» (то есть «ракетный двигатель «С») представляло собой авиационную атомную бомбу каплевидной формы массой 4,6 т, диаметром 1,5 м и длиной 3,7 м. В качестве делящегося материала использовался плутоний. Бомба была подорвана на смонтированной металлической решетчатой башне высотой 37,5 м, размещенной в центре опытного поля диаметром примерно 20 км. Мощность взрыва составила 20 килотонн в тротиловом эквиваленте.
Изделие РДС-1 было создано в конструкторском бюро номер 11 (ныне Российский Федеральный ядерный центр – Всероссийский научно-исследовательский институт экспериментальной физики, РФЯЦ-ВНИИЭФ, город Саров), которое было организовано в апреле 1946 года. Работами по созданию бомбы руководили Игорь Курчатов (научный руководитель работ по атомной проблеме с 1943 года) и Юлий Харитон (главный конструктор КБ-11 в 1946–1959 годах).
Советский Союз объективно отставал от США и Великобритании в ядерных технологиях. Меж тем так называемый Радиевый институт в Ленинграде представил первый теоретический проект бомбы еще в 1940 году. Тогда же академики Георгий Флеров и Константин Петржак открыли явление спонтанного деления тяжелых ядер на примере урана. В 1941 году исследования по ядерной тематике были засекречены. Проект тогда курировал Вячеслав Молотов.
С началом войны объемы ядерных исследований были резко сокращены, на них просто не было ресурсов. Возможно, Молотову не хватило дальновидности: никаких теоретических исследований возможностей советской экономики в этом вопросе в те годы не проводилось. А вот в США и даже в Великобритании работы по возможности осуществления управляемой реакции деления энергично продолжались. В результате именно период с 1941 по 1945 год определил отставание СССР в ядерной области.
В либеральной публицистике принято утверждать, что без деятельности советской разведки никакого ядерного проекта в СССР вообще бы не было. Это не совсем так. Сверхуспешная деятельность разведки по ядерному проекту в тот период не «создала бомбу», а ликвидировала это самое пятилетнее отставание. Проще говоря, больше не нужно было изобретать велосипед.
Павел Судоплатов в своих воспоминаниях хвастался, что уже через 12 дней после сборки первой американской атомной бомбы схема устройства находилась в СССР.
С точки зрения дилетанта этого вроде как уже достаточно, чтобы сделать бомбу. Но ее внутреннее устройство – это даже не половина, а где-то четверть проекта. Резкое столкновение двух «шариков» плутония – технологически решаемая задача.
Но в СССР не существовало гигантской инфраструктуры, которая сопровождает создание ядерного оружия. Ее вообще не было – ни рудников, ни заводов, ни полигонов, ни институтов.
Ровно через две недели после взрыва в Хиросиме постановлением Государственного комитета обороны за подписью Иосифа Сталина при ГКО был образован Специальный комитет для руководства всеми работами по использованию атомной энергии. Спецкомитет был наделен чрезвычайными полномочиями по привлечению к работам любых ресурсов, имевшихся в распоряжении правительства СССР. Его председателем стал Лаврентий Берия.
В первую очередь стояла задача создать ту самую инфраструктуру, например диффузионный завод по производству обогащенного урана-235 на Среднем Урале и лаборатории для работ по созданию тяжеловодных реакторов на природном уране. Также на Южном Урале было начато строительство первого в стране завода по производству плутония-235, который сам по себе состоял из трех отдельных производств.
Параллельно в Таджикистане был образован «Комбинат № 6 НКВД СССР» по добыче и производству уранового концентрата. До этого момента обогащение велось за счет трофейного сырья, и урана хронически не хватало. Прежде геологоразведка урановых залежей в стране просто не велась за ненадобностью (привет опять же Вячеславу Молотову).
Этот процесс сопровождала нездоровая конкуренция между несколькими группами геологов, одна из которых настойчиво пыталась внушить Берии, что в Сибири урана навалом. Выяснилось, что его там нет и быть не может, но ресурсы оказались потрачены.
Два города пришлось построить буквально с нуля: Челябинск-40 (Озерск) и Арзамас-16 (Саров).
Тем не менее нельзя отрицать, что та фантастическая скорость, с которой были смонтированы прототипы атомных бомб (параллельно в двух вариантах – имплозивном на плутонии и пушечном на уране-235), напрямую связана с получением подробнейших данных от разведки, включая чертежи отдельных узлов и описание технологий их изготовления.
Вопрос о «соотношении заслуг» разведки, промышленности и науки до сих пор будоражит умы, как и всякого рода детективные истории об участии в советском атомном проекте вывезенных из Германии специалистов и итальянского перебежчика Бруно Понтекорво.
Но спор это праздный, поскольку всеми тремя составляющими (разведкой, наукой и производством) руководило по факту одно ведомство – НКВД, и один человек – Берия, через связующий всех Спецкомитет. Если бы не было Спецкомитета и всевластия в нем Берии, разведка бы просто не знала, что ей искать и кому полученные данные передать. А уж свести воедино урановые рудники в Таджикистане, построенные в чистом поле на Урале заводы и рафинированных интеллигентов-ученых, часть из которых вообще сидела в ГУЛАГе (например, Лев Ландау), без него точно было бы нельзя.
Объем проделанной работы был настолько колоссальным, что его невозможно пересчитать по современным методикам в деньги или человеко-часы, если такие методики вообще существуют. Вся система создавалась с нуля методом проб и ошибок во времена, когда все до единой ядерные технологии были совершенно неизведанной сферой, так что научные и промышленные споры возникали буквально по каждому поводу.
Это сейчас процесс производства ядерного оружия изучен вдоль и поперек, ограничением остается только допуск к материалам и некоторым сверхточным технологиям, а так-то «грязную бомбу» можно собрать в любом сарае. Во второй половине 1940-х годов такое было возможно только скоординированными усилиями всей страны.
Лаврентий Берия, обнимающий академика Харитона после успешного взрыва в Семипалатинске, – то еще зрелище.
В определенных кругах популярны рассуждения, что ядерный проект якобы спас советскую физику и советскую химию. Мол, не было бы проекта – всех бы пересажали, как генетиков. С этим бессмысленно спорить, поскольку нет желания жить в этом режиме «если». Никто не знает, что могло бы быть, но некоторые пытаются это придумать, считая свой взгляд на историю монопольно правильным.
Остается только повторить: советский атомный проект разрабатывали не только возвращенные из ГУЛАГа физики. (Когда академик Капица требовал от Берии освободить Ландау, глава НКВД переспросил: «Он вам сильно нужен?» Капица сказал, что сильно.) Но бесчисленное количество инженеров, техников, шахтеров, строителей, железнодорожников и много кого еще, включая, конечно, и сотрудников внешней разведки.
Военный паритет с США – главное достижение всего этого Спецпроекта. Помимо этого, был дан толчок новым, ранее вообще не существовавшим отраслям промышленности.
Ядерный взрыв 70-летней давности – начало большой эпохи. А это куда важнее, чем пустопорожние рассуждения «если бы да кабы».
