Чем запомнился минувший год для стран Средней Азии, какие события можно объединить в определенные тренды и чего теперь можно ожидать от года наступившего, рассказал заведующий отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрей Грозин.
- Андрей Валентинович, как вы оцениваете итоги минувшего 2017 года? Какие события можно считать знаковыми и поворотными?
Год прошел достаточно спокойно, ожидаемо и без серьезных экстремумов. Не было никаких волнений или беспорядков вроде событий на юге Киргизии летом 2010 или, если говорить об экономике, то вроде экономического исхода 2008—2009 года или 2014—2015. То есть шло постепенное выравнивание мировых цен на энергоносители, что для ведущих экономик Средней Азии достаточно значимо.
Но в то же время наблюдалась достаточно сложная экономическая ситуация на мировых сырьевых рынках. На эту угнетенную ситуацию накладывалась общая нездоровая санкционная ситуация. Давление на российскую экономику со стороны западных так называемых партнеров продолжалось и, естественно, оно сказывалось на экономиках постсоветских республик, так как они все в большей или меньшей степени с ней связаны. Сложности доминирующей российской экономики рикошетом били по всему постсоветскому пространству.
Для всех, даже для такой наиболее экономически развитой республики, как Казахстан, в прошедшем году наблюдалась общая тенденция по ухудшению социально-экономических параметров. Но те параметры, которые дает Евразийская экономическая комиссия, указывают на то, что экономики постсоветских азиатских республик постепенно выходят из рецессии. Везде по итогам года наблюдается умеренный рост.
И казахстанская экономика как основной доминирующий региональный экономический компонент, несмотря на многочисленные проблемы, которые есть в первую очередь в валютно-финансовой сфере, в области затруднения доступа к мировым инвестиционным рынкам, сложности с запуском крупных логистических или энергетических проектов, тем не менее, демонстрирует больше положительных тенденций, чем негативных. Это, естественно, скажется в следующем году на всех соседях.
- То есть экономическая обстановка в регионе всё-таки определяется факторами, не зависящими от среднеазиатских столиц?
Да, а именно глобальными экономическими процессами, которые идут во всем мире, и, к сожалению, в 2018-м они, кроме положительной динамики, будут приносить и негатив. То есть колебания мировой экономической конъюнктуры всё равно в наступившем году, очевидно, сохранятся для азиатских стран и будут по-прежнему создавать достаточно нервозную обстановку. Потому будет требоваться координация в рамках наднациональных экономических структур. То есть это в первую очередь касается ЕАЭС, который, на мой взгляд, выполняет функцию подушки безопасности для государств, которые в него входят, и только потом — института развития. Это и экономическое партнерство в рамках СНГ, это и экономическое партнерство в рамках китайской инициативы «Один пояс — один путь».
Оно, по большому счету, также является фактором стабилизации для тех государств, которые более или менее пытаются вскочить на подножку этого идущего и набирающего скорость китайского поезда. Это инвестиции и потенциал, доступ к которым хотят получить все среднеазиатские государства. Казахстан даже пишет под него транспортно-логистические стратегии. Тем не менее никаких особенных прорывов не было. Да, начинается реализация каких-то проектов переноса излишних производств. Ситуация не носит революционного характера, это эволюционный процесс: китайцы постепенно продолжают инвестировать в экономики и валютно-финансовые сферы Средней Азии, кредитная игла сохраняется и укрепляется.
19 съезд КПК задал определенные рамки того, насколько Китай в перспективе будет ориентирован на то, что можно назвать китайской экономической экспансией. У нее есть свои пределы. Очевидно, что дальнейшая ориентация на перестройку экономических моделей будет постепенно работать на снижение этого китайского экспансионизма. Поэтому среднеазиатским республикам придется бороться, демонстрировать свою привлекательность и так далее.
- Какие можно выделить основные итоги 2017 года в политическом аспекте?
Небольшим, но достаточно красноречивым итогом является демонстрация того, что Москва по-прежнему остается основным центром политического доминирования в Средней Азии.
Вспомним пик киргизско-казахстанского конфликта. С одной стороны, упрощенно говоря, самая свободная и демократическая страна региона, с другой стороны — самая экономически развитая страна региона, непостоянный член, председатель Совета Безопасности ООН и вообще одна из ведущих геополитических сил современного мира, как она сама себя позиционирует, вошли в достаточно жесткий клинч — вплоть до личных оскорблений.
Сказали друг другу много «хороших» слов, прикрыли границу, нанесли друг другу небольшой, но всё-таки экономический урон, и в итоге все начали говорить о том, что Москва просто обязана «выскочить из штанов» и бежать мирить своих стратегических партнеров. Об этом говорили казахстанские эксперты, об этом писали еще больше в Киргизии, об этом писали даже западные товарищи. Все хотели, чтобы Москва срочно вмешалась, а еще лучше — и приплатила бы из своих ресурсов, чтобы два этих великих государства как-то друг с другом договорились.
Почему-то при этом не говорили, что Брюссель должен включиться, ООН, Китай, который всех посадил на свои кредиты и имеющий там серьезные экономические интересы. Включиться почему-то должна была именно Москва. С одной стороны, это понятно, Москву пытались ввязать в конфликт, чтобы оттянуть часть ресурсов: административных, финансовых, интеллектуальных, организационных, политических и дипломатических.
С другой стороны, есть и объективное объяснение этому. Ни Пекин, ни тем более Брюссель, ни Вашингтон, ни Анкара, Сеул с Токио или Дели не в состоянии играть роль регионального стабилизатора. Москва тоже не имеет «контрольного пакета», но у нас остается самый большой из пакетов, который есть вне региона. Поэтому любой конфликт, который происходил или будет происходить, напрямую будет касаться России просто потому, что это и зона нашего исторического доминирования, зона наших национальных интересов, в отличие от стран Азиатско-Тихоокеанского региона, в отношении которой у нас есть серьезные планы по экономическому сотрудничеству или геополитические интересы.
Средняя Азия остается зоной уязвимости для России — экономических, политических, силовых. Поэтому мы не можем выстроить стену, ввести визовый режим, не можем отгородиться от происходящих там проблем, нам по-прежнему придется участвовать в этом «захватывающем» процессе внутриполитической жизни региона. Это не новость прошедшего года. Это просто данность, которая подтверждается множеством примеров в минувшем году.
- Какими еще, например?
Например, оружие, которым Россия начала накачивать таджикскую армию, партнерство с Ташкентом по линии выстраивания национального военно-промышленного комплекса и по линии будущей серьезной модернизации ВС Узбекистана. Куда первым делом поехал новый президент Киргизии? И понятно, зачем.
Нам по-прежнему приходится тратить серьезные финансовые ресурсы на сохранение стабильности в республике не потому, что мы такие добрые, не потому, что альтруисты. А просто потому, что нельзя в Киргизии допустить ситуацию, когда нечем будет платить учителям, а такое бывало, когда страна была менее связана с Россией различными линиями помощи, 5—6 лет назад. И как-то так совпадало, что именно в то время по стране перекатывались волны нестабильности.
Сейчас Россия тратит ресурсы, несет расходы на стабилизацию бюджета, но это делается из соображений прагматизма — если Киргизия начнет разваливаться, то это создаст прямые проблемы для России с учетом большого количества граждан Киргизии, которые имеют два гражданства, либо имеют только киргизское, но в большом количестве находятся на территории РФ. С другой стороны, это создаст проблемы всем соседям Киргизии, что тоже, в свою очередь, будет создавать проблемы нам. Дестабилизированная Киргизия — это вечная головная боль, которая в конечном итоге потребует еще большего количества ресурсов, чем мы тратим на стабильную ситуацию.
