День Победы является одним из главнейших праздников для Беларуси, России и многих других стран постсоветского пространства. Девятого мая сотни тысяч человек вышли на улицы своих населенных пунктов, чтобы почтить память центрального события в новейшей истории своей Родины. Однако учебники истории наших западных союзников по антигитлеровской коалиции не отображают вклад Красной Армии и народов СССР в великую Победу. О том, с чем связана такая позиция и почему празднование Победы 8 и 9 мая имеет различный смысл, в материале Петра Петровского.
После Победы антигитлеровской коалиции над фашизмом в 1945 г. можно наблюдать разделение союзников на два условных лагеря. Первый лагерь, представленный странами коллективного Запада, празднует День Победы 8 мая. В учебниках Великобритании, США, Франции, Бельгии и других западных стран практически не увидишь фактов о вкладе государств бывшего СССР в Победу. Многочисленные идеологи стран Запада доходят до того, что определяют коалицию своих стран с СССР против Гитлера как вынужденную, а социалистическую систему самого Советского Союза как родственную нацизму.
После распада социалистического блока подобные взгляды на Вторую мировую войну начали постепенно распространяться либеральной и западноориентированной частью общества и в странах бывшего СССР. Появились попытки распространить идею о равенстве Гитлера и Сталина, их объединяющем кровавом характере в историческом процессе. Во многих бывших постсоветских странах данные процессы увенчались успехом.
В Прибалтике, в Украине, Молдове и Грузии на государственном уровне внедряется идея о соразмерной преступности советского и нацистского строя. Тем самым обнуляется память о вкладе СССР в Победу, а также признается монополия на положительный вклад в историческое развитие только за странами Запада.
В основе всех этих процессов лежит попытка использовать историческую науку в качестве служанки идеологических потребностей стран Запада. Однако эти идеологические потребности вырастают не из науки, но из геополитических задач самого Запада. Страны бывшего СССР и социалистического блока, выбравшие западную ориентацию, подвергают трансформациям социальную память собственных народов.
При этом иностранные НКО, а также научно-исследовательские программы, финансирующиеся из стран Запада, нацелены как раз на фундаментальный пересмотр роли и места СССР в борьбе с нацизмом.
Данный пересмотр производится по нескольким направлениям:
1. признание за СССР некоторой вины за развязывание Второй мировой войны (постоянные указания на пакт Молотова-Риббентропа);
2. выявление «природного сходства тоталитаризмов» Гитлера и Сталина;
3. внедрение в общественное сознание первичной ценности формирований третьих сил в годы Второй мировой войны (АК, УПА, лесные братья и т.д.).
Подобные трансформации фактически приводят к войнам исторических памятей, символов, героев, что особенно жестко проявляет себя в Прибалтике, Польше и Украине. Однако возникает справедливый вопрос: почему при трансформации геополитической ориентации происходит коррозия исторической памяти? Какие факторы заставляют элиты этих государств пересматривать свое отношение к символам и героям?
Для ответов на эти вопросы следует вернуться к самой войне и вспомнить отношение стран коллективного Запада и СССР к Германии 1930-х гг. Приход к власти Гитлера для коллективного Запада стал возможностью использования возрастающей инвестиционной привлекательности Германии.
Третий Рейх представлял собой капиталистическую экономическую модель, достаточно плотно интегрированную со странами Запада.
В частности, многочисленные западные компании даже после развязывания Второй мировой войны участвовали в финансировании немецкой экономики самым непосредственным способом. Партия Гитлера НСДАП, еще до прихода к власти, финансировалась различными ТНК. Так, «И.Г. Фарбениндустри», этот основной поставщик германской военной машины, на 45% финансировавший избирательную кампанию Гитлера в 1930 г., находился под контролем «Стандарт Ойл».
«Дженерал электрик» контролировала германскую радио- и электротехническую промышленность в лице АЭГ и «Сименс» (к 1933 г. 30% акций АЭГ принадлежали «Дженерал электрик»), через компанию связи ИТТ – 40% телефонной сети Германии, кроме этого им принадлежали 30% акций авиастроительной фирмы «Фокке-Вульф».
Над «Опелем» был установлен контроль со стороны «Дженерал моторс», принадлежавшей семье Дюпона. Генри Форд контролировал 100% акций концерна «Фольксваген». В 1926 г. при участии банка «Дилон Рид и Кº» возникла вторая по величине после «И.Г. Фарбениндустри» промышленная монополия Германии – металлургический концерн «Ферейнигте штальверке» (Стальной трест) Тиссена, Флика, Вольфа и Феглера и др.
После прихода Гитлера к власти сформировался целый круг мировых корпораций, ведущих финансирование новой Германии.
В августе 1934 г. американская «Стандарт Ойл» приобрела в Германии 730 тыс. акров земли и построила крупные нефтеперерабатывающие заводы, которые снабжали нацистов нефтью. Тогда же в Германию из США было доставлено современное оборудование для авиационных заводов, на котором позже производились немецкие самолеты. От американских фирм «Пратт и Уитни», «Дуглас», «Бендикс Авиэйшн» Германия получила большое количество военных патентов, и по американским технологиям строился «Юнкерс-87».
К 1941 г. американские инвестиции в экономику Германии составили $475 млн. «Стандарт Ойл» вложила в нее $120 млн, «Дженерал моторс» – $35 млн, ИТТ – $30 млн, а «Форд» – $17,5 млн.
Американская компания по производству напитков «Кока кола» поддерживала как американские, так и нацистские войска. Когда, в 1941 г., в Германии закончился специальный сироп для приготовления Колы, и немецкий филиал компании не смог приобрести необходимый ингредиент в США из-за военных ограничений, компания изобрела новый напиток: фруктовую газированную воду, названную Фантой.
Заводы GM и «Форд» в странах оси производили самолеты и грузовики. В общей сложности дочерние предприятия GM и «Форд» построили приблизительно 90% бронированных 3-тонных полугрузовиков и более 70% средних и больших грузовиков Рейха. Эти средства передвижения, в соответствии с донесениями американской разведки, служили «основой транспортной системы немецкой армии».
Стоит отметить, что концерн Форда активно сотрудничал как с нацистской Германией, так и со странами антигитлеровской коалиции. И это только некоторые штрихи сотрудничества. Фактически гитлеровская Германия была достаточно тесно интегрирована как экономически, так и на уровне личных отношений между элитами. Поэтому система тех хозяйственных отношений, а также господствовавший на Западе колониальный подход ничем не противоречил в своей сущности гитлеровской Германии.
Для западных союзников по антигитлеровской коалиции участие в войне было попыткой защиты собственных ресурсов от желания их переделить со стороны Третьего Рейха.
Причем, и это следует подчеркнуть, до развязывания войны защита для Запада носила форму политики «умиротворения».
Совершенно иной подход имелся в СССР.
Советский Союз с самого начала выступил за создание совместной антигитлеровской коалиции и был недоволен политикой «умиротворения» Гитлера.
Он критиковал подписание мюнхенского соглашения и последующих деклараций между Германией и Великобританией, а также Германией и Францией, о мире и добрососедстве, а также Дюссельдорфское соглашение между «Имперской промышленной группой» (Германия) и «Федерацией британской промышленности» об экономическом разделе Европы между монополиями двух стран. И только после вышеперечисленных договоров СССР ничего не оставалось делать, как подписать аналогичное соглашение о разделе сфер влияния и ненападении с Германией.
Вступив в войну 22 июня 1941 г., СССР, в отличие от западных государств, ставил своей целью борьбу за социальную и национальную справедливость.
И. Сталин в те годы писал:
«…сейчас в капиталистическом мире разгорается борьба за остатки демократии против фашизма. В этих условиях мы не хотим отказываться от слова «демократия», мы объединяем наш фронт борьбы с фронтом борьбы рабочих, крестьян, интеллигенции против фашизма за демократию. Сохраняя слово «демократия», мы протягиваем им руку и говорим, что после победы над фашизмом и укрепления формальной демократии придется еще бороться за высшую форму демократии, за социалистическую демократию».
Т.е. для Красной Армии и СССР стояла не просто задача вытеснения оккупанта со своих территорий, но борьба с враждебной системой ценностей этого самого оккупанта.
Видно, что, несмотря на общую коалицию, западные ее участники были ценностно чужды и хозяйственно далеки от СССР. Они ставили совсем иные задачи и готовы были бы при определенных условиях пойти на перемирие с Германией, что доказывают некоторые попытки переговоров западных партнеров с немцами.
Да и послевоенная история включения бывших нацистов в западные органы власти и компании, а также организация операции «Гладио», предусматривающая использование сети бывших нацистских агентов и подпольных ячеек для борьбы с просоветскими силами, говорит о близости нацистской модели с западной. Поэтому можно считать в чем-то справедливым утверждение лидера болгарских антифашистов Георгия Димитрова, озвученное в Минске в 1936 г.:
«Фашизм – это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала… Фашизм – это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм – это власть самого финансового капитала».
Поэтому, говоря об антигитлеровской коалиции, следует понимать ее временный и ситуативный характер. Союзники имели фундаментальные различия как в экономических системах, так и в ценностных.
Как только исчез общий враг, две системы – западная, евроатлантическая с одной стороны, и социалистическая с другой – схлестнулись в борьбе.
Для них Победа означала совершенно разное. И то, что вкладывал социалистический блок в праздник Победы, было совершенно чуждо его бывшим западным союзникам. Поэтому после краха СССР для стран Запада стоит цель нивелировать память о тех ценностях и идеалах, за которые сражалась Красная Армия, навязав народам бывшего социалистического блока свои ценности и видение происходящего.
8 и 9 мая – казалось бы, праздник вокруг одного исторического события, но с совершенно различной ценностной коннотацией.
Для стран Запада это день корректировки существующей единой модели западного мира в сторону большего гуманизма и передел ресурсов и сфер влияния через усиление США. Для социалистического блока это прежде всего победа над наиболее ужасными формами эксплуатации и несправедливости.
Усиление СССР, повышение его авторитета на международной арене вынудило бывших союзников пойти на уступки наемным работникам, ввести элементы социального государства, ограничить аппетиты ТНК, начать пересмотр колониальной политики, вплоть до признания прав наций на самоопределение. Этого всего не было бы, если бы Вторая мировая война стала войной внутри западного мира. Однако война оказалась борьбой мировоззрений, систем и ценностей, итоги которой сделали мир более гуманным.
