Мы уже стали привыкать к ежегодным весенним наводнениям в Казахстане. В последние десять лет они происходят в разных регионах страны с пугающей частотой. Десятки погибших (Кызылагаш, Кокпекты), тысячи оставшихся без крова, огромный экономический ущерб… Это при том, что территория республики считается вододефицитной. В чем причины такого парадокса?
Тогда и сейчас…
...Недавно коллега то ли спросил, то ли констатировал: в советское время о наводнениях почти не было слышно, а сейчас что ни весна – то ЧП. Первая мысль, которая пришла в голову в поиске ответа на этот вопрос, сводилась к следующему: тогда подобные факты замалчивались. Но есть такой Интернет-ресурс https://afanarizm.livejournal.com/102571.html, где в разделе «Катастрофы в СССР (1953-1989)» содержится информация едва ли не обо всех событиях чрезвычайного характера, имевших место в обозначенный период. Там есть сведения даже о самых засекреченных трагедиях – например, о вспышке черной оспы в Аральске в 1971-м, вследствие чего 35-тысячный город во избежание распространения страшной эпидемии отрезали от остального мира (его оцепили военные, поезда не останавливались, почтовые отправления не принимались). Автор этих строк жил тогда в Аральске и может засвидетельствовать, что все так и было. Иначе говоря, информация, которая содержится на сайте, достаточно полная и объективная.
Что касается ЧП, вызванных водной стихией, то из многочисленных фактов, приведенных в публикации (наводнения, прорывы плотин и т.д.), только два имеют непосредственное отношение к Казахстану. Это селевой сход 1973-го в Алма-Ате и трагедия, случившаяся десятью годами раньше на озере Иссык: мощный селевой поток уничтожил этот уникальный водоем и похоронил под собой, если верить официальным данным, около ста человек. Как раз в этот день на озеро приезжали первый заместитель председателя Совмина СССР Алексей Косыгин и председатель Совмина Казахской СССР Динмухамед Кунаев, которым повезло уехать чуть раньше, чем случилась беда. Обе катастрофы были вызваны чисто природными явлениями, а в первом случае более страшных последствий удалось избежать благодаря построенной во второй половине 1960-х в урочище Медео селезащитной плотине, которая на тот момент была уникальным гидротехническим сооружением.
В остальном же территория нашей республики была довольно благополучной с точки зрения, скажем так, гидрологической безопасности. Да, какие-то наводнения время от времени происходили (например, на Сырдарье, когда она, в отличие от себя сегодняшней, еще была полноводной), но такого, как сейчас, чтобы ежегодно объявлялось чрезвычайное положение, причем в разных областях Казахстана, – не было.
Что же случилось? Ссылки на изменение климата вряд ли могут служить объяснением, во всяком случае, единственным или даже главным. Основная причина видится в другом – в том, что серьезно, причем в худшую сторону, изменилось отношение к водному хозяйству как к отрасли.
Вспомните: в советское время на протяжении последних тридцати лет истории Казахской ССР существовало профильное министерство, причем довольно мощное и по финансовым возможностям, и по кадровому потенциалу, – Минводхоз. После обретения независимости его упразднили. Постепенно госорган, курирующий данную сферу, терял в своем статусе: Госкомитет по водным ресурсам, Комитет по водным ресурсам при правительстве РК (то есть, еще самостоятельное ведомство)… А сейчас это один из пяти комитетов в составе Минсельхоза, куда он был передан три с половиной года назад из Министерства охраны окружающей среды. Как уверяют эксперты, круг его полномочий, штатная численность, финансовые возможности не позволяют ему заниматься стратегическим планированием и прогнозированием. А ведь очень важно знать, например, порядок чередования маловодных и многоводных лет хотя бы на ближайшее будущее, чтобы обезопасить себя либо от засухи (в случае дефицита поливной воды), либо от разливов рек, приняв упредительные меры. Причем это лишь одно из направлений той большой работы, которую должно выполнять ведомство.
А теперь сравните с тем, как организовано управление отраслью в других республиках Центральной Азии. В Узбекистане до недавнего времени существовало Министерство сельского и водного хозяйства. Три месяца назад президент Шавкат Мирзиеев издал указ о его разделении на два самостоятельных ведомства с восстановлением Минводхоза. В составе правительства Таджикистана есть Министерство энергетики и водного хозяйства (с учетом специфики этой страны, где вода, помимо всего прочего, является и главным энергоресурсом), Туркменистана – Министерство сельского и водного хозяйства, Кыргызстана – Министерство сельского хозяйства и мелиорации. В Китае, с которым у Казахстана тоже есть спорные вопросы, связанные с водой, существует отдельный Минводхоз. Иначе говоря, во всех соседних с нами странах водной сфере на уровне госуправления придан более высокий статус, чем у нас.
Но дело не только в статусе. Приведу такой пример. Каждая из пяти республик ЦА имеет свои интересы, связанные с использованием водных ресурсов в бассейнах Сырдарьи и Амударьи. И эти интересы часто противоположные, порой даже взаимоисключающие. Достижение компромисса с целью согласованного, рационального и безопасного водопользования возможно в рамках Межгосударственной водохозяйственной координационной комиссии (МКВК), созданной в 1992-м, а чуть позже ставшей рабочим органом Международного фонда спасения Арала. В ней страны должны быть представлены министрами водного хозяйства или их первыми заместителями.
За неимением таковых (у нас же нет Минводхоза) Казахстан делегирует на заседания МКВК либо вице-министра сельского хозяйства, либо председателя профильного комитета. Скажем, на последней встрече, состоявшейся полторы недели назад в Кызылорде, нашу страну представлял зам. главы Минсельхоза РК Ерлан Нысанбаев, по специальности инженер лесного хозяйства. Профильным комитетом руководит электрик по образованию Ислам Абишев, который до своего назначения тоже не имел никакого отношения к водной сфере. (Последним «спецом» на этой должности был выпускник ДГМСИ Анатолий Рябцев, отправленный в отставку почти десять лет назад, – совпадение или нет, но именно после его ухода начались ежегодные наводнения, случились трагедии в Кызылагаше и Кокпекты). Тогда как от других республик приезжают люди, имеющие и соответствующую квалификацию, и достаточно большой опыт.
Возможно, кто-то не увидит в этом ничего зазорного: мол, руководит же, например, экономист Министерством образования. Но дело в том, что водная сфера очень специфична, она требует, помимо всего прочего, знания законов гидравлики, гидротехники, то есть сложных физических явлений. Последние напрямую влияют на количественные параметры водопользования, и прежде всего, на согласование сезонных, а нередко помесячных и даже подекадных объемов попусков по руслам рек (чтобы и на орошение хватило, и угрозы паводков не возникло), на лимиты водозабора, которые и являются предметом острых разногласий. И во время переговоров, которые обычно проходят очень непросто, лесник или электрик просто не сможет на равных разговаривать с профессиональным водником. А заготовленные заранее «шпаргалки» помогают далеко не всегда.
Игнорирование упомянутой специфики, низкий статус уполномоченного госоргана, назначение на ключевые должности в данной сфере непрофессионалов, в целом недооценка роли и значения водного хозяйства – все это ведет, с одной стороны, к недостаточной защите национальных интересов, а с другой, к парадоксальной ситуации, когда при нехватке воды ежегодно происходят наводнения.
Такое отношение к водному хозяйству крайне отрицательно сказалось и на системе подготовки кадров.
Еще в 1950-х годах в Казахском сельскохозяйственном институте существовал гидромелиоративный факультет – его в числе прочих окончил будущий многолетний министр мелиорации и водного хозяйства Нариман Кипшакбаев. В 1962-м был образован Джамбульский гидромелиоративно-строительный институт (ДГМСИ) – вуз союзного значения, готовивший специалистов всех «водных» профессий. А в 1976-м в Кызылорде открыли его филиал. На тот момент и до распада СССР в этом областном центре, помимо филиала ДГМСИ, был только один институт – педагогический, из чего можно сделать вывод о том, какое значение придавалось мелиорации и водному хозяйству. А об уровне квалификации его выпускников можно судить хотя бы по такому факту: именно они в качестве специалистов и консультантов были привлечены в начале «нулевых» годов (некоторые после вынужденного профессионального простоя в 1990-х) Всемирным банком к реализации первой фазы масштабного проекта «Регулирование русла Сырдарьи и восстановление Северного Аральского моря». И справились с задачей более чем успешно. Причем все они местные, в большинстве своем казахи, ставшие водниками и гидротехниками благодаря появлению филиала.
Но в начале 1990-х последний был преобразован в Кызылординский институт инженеров агропромышленного производства (КИИАП), который позже «растворился» в государственном университете имени Коркыта-ата. Аналогичная судьба постигла и головной гидромелиоративный институт – его влили в структуру Таразского госуниверситета. От некогда крупного вуза теперь остался лишь факультет водного хозяйства, экологии и строительства – один из десяти, существующих в ТарГУ. Словом, налаженная централизованная система подготовки кадров для отрасли была фактически разрушена.
Год назад парламентская фракция «народных коммунистов» направила в правительство РК депутатский запрос, касающийся подготовки специалистов водного хозяйства. В ответе на него за подписью министра сельского хозяйства содержалась следующая информация (https://www.zakon.kz/4853405-otvet-na-deputatskijj-zapros-ministra.html). В вузах страны по трем специальностям «Водные ресурсы и водопользование», «Мелиорация, рекультивация и охрана земель», «Гидротехническое строительство и сооружение» в рамках госзаказа обучаются 804 человека (на всех курсах бакалавриата). Получается, что ежегодно выделялось чуть больше двухсот грантов – в среднем по 65-70 на каждую из трех специальностей. По сути, мизер. Немногочисленные «платники» (их почти вдвое меньше, чем «грантников») ситуацию не спасают. Мало того, подготовка специалистов названных профилей распылена по восьми университетам. То есть, как показывают нехитрые арифметические подсчеты, в большинстве этих вузов нет даже полноценных учебных групп. О каком качестве обучения может идти речь?
Кстати, депутаты в своем запросе констатировали: «Согласно мнению широкого круга заинтересованных лиц из водохозяйственных организаций (проектные строительные, эксплуатационные и научные), выпускники вузов Казахстана по специальности «Водные ресурсы и водопользование» имеют очень низкую квалификацию. Они не могут вести работу по проектированию, реконструкции, строительству и эксплуатации гидротехнических сооружений и водохозяйственных систем в целом, а также обеспечению их безопасности….Отсутствуют специализированные высшие учебные заведения, где преподавались бы на требуемом уровне специальные инженерные дисциплины по водному хозяйству. В настоящее время большую часть состава работников водохозяйственных органов составляют люди предпенсионного возраста. Наметилась опасная тенденция нарушения принципа преемственности поколений, так как для подготовки и становления высококвалифицированного специалиста необходимо не менее 10-15 лет».
Известно, что в руках непрофессионалов даже то, что должно быть благом и приносить пользу, может превратиться в зло, в разрушительную силу. Похоже, именно это происходит в Казахстане с водой…
