В этом году на страницах музыкального календаря России отмечена памятная дата, 220 лет со дня рождения основоположника русской национальной оперы Михаила Глинки, который появился на свет 20 марта (1 июня) 1804 г. по новому стилю. Глобальными результатами его творческой деятельности стали оперы «Жизнь за царя» и «Руслан и Людмила». В его творческом наследии около 40 произведений: романсы и песни, симфонические и камерные произведения, вокальные циклы. Среди них, как говорится, «ушедшие в народ» романсы «Жаворонок», «Я помню чудное мгновение», энергичная «Попутная песня».
Когда Глинку называют основоположником русской оперы, не следует думать, что до него в России никто не писал опер или не писал их на русском языке. Первая опера была поставлена в 1736 г. во времена Анны Иоанновны. Итальянская труппа исполнила при дворе «Силу любви и ненависти». Потом были французы, немцы, появились частные оперы. Но везде шли произведения иностранных авторов либо в оригинале, либо в переводе на русский язык. И даже, когда стали ставиться оперы русских авторов на отечественном материале и русском языке, русского в них тоже было мало. Пыталась внедрять «русскость» на российской оперной сцене и немка Екатерина II. Но с небольшим успехом.
Первой русской оперой, построенной на русском материале, написанной русским композитором в русских национальных традициях и исполненной на русском языке стала героическая драма Михаила Ивановича Глинки «Жизнь за царя». Этим, как писал Владимир Стасов, он создал «новый русский язык в музыке».
В основу сюжета оперы лег жертвенный подвиг русского крестьянина Ивана Сусанина. На этот эпизод Смутного времени обратил внимание Глинки его друг Василий Жуковский.
В музыкальном плане новаторство Глинки во многом проявилось в мощном хоровом начале характерном для русской национальной культуры. Он также отменил специфические иностранные «модельные» внешние интонации, характерные для хоровых, ансамблевых и сольных фрагментов или моделей. Устранил стилистический разнобой, когда, например, «лирические арии писались «по-итальянски», жанровые сцены «по-русски», а драматические фрагменты «по-немецки». Эти приемы помогли Глинке создать впечатляющее своей выразительной силой оперное произведение, исполненное раздольного «русского духа». Глинка вдохновил многих последующих композиторов на создание оперных произведений на русском языке: Александр Бородина - «Князь Игорь», Николая Римского-Корсакова – «Снегурочка», Модеста Мусоргского - «Борис Годунов»….
Премьера «Жизни…» состоялась 27 ноября (9 декабря) 1836 г. и была «увенчана блистательнейшим успехом», писал Глинка матери. После спектакля Николай I удостоил композитора долгой беседы и подарил перстень с топазом и бриллиантами. Да, за такую славную песню, как финальная «Славься, наш русский царь!» композитору можно было полцарства выделить! А на дружеском обеде было устроено чествование композитора и сочинен приветственный «Канон в честь М. И. Глинки».
После революции название «Жизнь за царя» превратилась в «Ивана Сусанин». А ведь именно так первоначально называлась опера, но была переименована в «Жизнь за царя» по предложению одного из царских министров. Рассматривался и вариант «Смерть за царя». Мало того, на петербургской сцене тогда шла другая опера «Иван Сусанин». Ее автором был Катерино Кавос, лучший дирижер тех лет. Но через недолгое время он снял свое произведение с репертуара, признав первенство «Жизни…».
Если «Жизнь за Царя» стала оперным воплощением древнерусского духа, то вторая подобная масштабная работа, теперь на сюжет пушкинской поэмы, была обращением в былинные времена. План оперы сложился стихийно во время дружеской пирушки. План набросал, пишет сам Глинка, за «четверть часа под пьяную руку» его собутыльник Константин Бахтурин. План сей в дальнейшем лег как основа в структуру оперы. В ней есть добро и зло, силы светлые и силы мрачные. Художественная ткань оперы наполнена необыкновенным по красоте музыкальными эпизодами. Одна чудесная ликующая увертюра чего стоит! А восхитительное болеро «Марш Черномора»! Одна из европейских радиостанций взяла его как свой позывной. Или танцевальная ария Ратмира в третьем действии….И даже стремительная ария труса Фарлафа ох, как хороша! При том, что в ней звучат нотки широко известной «Попутной песни» Глинки, написанной двумя годами раньше..
Сценическая судьба оперы оказалась непростой, но в целом счастливой. Хотя премьера оперы 27 ноября 1842 г. на сцене Большого театра в Петербурге оказалась малоуспешной по причине неподготовленности некоторых артистов и, прежде, всего исполнительницы (?) роли хазарского князя (!) Ратмира. Глинка написал эту партию для лирического тенора, скажем, как у Сергея Лемешева, но мужчин с такими голосами в труппе не обнаружилось, и роль доверили… женщине, неопытной певице, которая к тому же конфузилась в мужском облачении, Как писал один из очевидцев, половина причины неуспеха была в этом. (И ведь до сих пор хазарского батыра поют женщины!). Император и его свита покинули театр в конце пятого действия, а шикание по окончании заглушило аплодисменты.
После примерно тридцати представлений опера была снята с репертуара и почти 15 лет не видела в Петербурге сцены. Но в чуть более позднее время примерно столько же раз опера была дана в Париже.
Раздосадованный неудачей премьеры Глинка «сменил тему», Занялся написанием романсов, симфонических фантазий, плясовой музыки. «Вся русская симфоническая школа, - писал Петр Ильич Чайковский, … заключена в симфонической фантазии “Камаринская”».
В марте этого года в связи юбилеем композитора в Русских домах в Риме и Берлине при поддержке Российского национального Музея музыки открылись выставки, посвященные путешествиям Глинки за границу под общим названиям «Музыкальные путешествия». Он любил путешествовать, бывал на Кавказе, в Малороссии, Италии, Швейцарии, Австрии, Франции, Германии. За рубеж, не считая поправки здоровья, композитор ездил изучать западную музыкальную культуру, но именно там, за границей, уже в первую поездку, к нему пришло понимание, что в творчестве надо идти «русским путем». Потому как Михаил Иванович не видел русскую музыкальную культуру в отрыве от западноевропейского наследия, без сопричастности с ним.
Впервые Глинка выехал за границу в 1830 гг. в Италию, где познакомился с Винченцо Беллини и Гаэтано Доницетти. Поселился в Милане, изучал бельканто, писал «в итальянском духе» для местных театров, ноты его произведений публиковались во французских музыкальных журналах. Но постепенно пришло ощущение, что он делает это вопреки себе. «Я искренно не мог быть итальянцем. Тоска по отчизне навела меня постепенно на мысль писать по-русски, - писал он из Италии домой. После Милана он направился в Берлин. Из всех европейских городов, где побывал композитор, Берлин оказался наиболее любезен его сердцу. Он бывал там пять раз, всего, как подсчитали в единственном в своем роде берлинском Обществе имени М. И. Глинки, прожил в прусской столице один год и четыре неполных месяца. «Hier bin ich zu Hause»/«Здесь я как дома», - говорил Глинка. Он с детства владел немецким, чувствовал себя в Германии своим. «Мне здесь так по душе, - писал он, что и высказать не могу». А от этого его сердце открывалась германской публике, он видел у нее особенную музыкальность и художественное понимание. Берлин в биографии Глинки занимает особое место. Именно здесь у него вызрели планы создания русской оперы.
У композитора был непростой характер, вплоть до того, что его стала раздражать сама Россия и покидая ее в последний раз, он реально наговорил и наделал такого, что и писать об этом не хочется. А в Берлине у него был друг, выдающийся музыкальный теоретик и педагог Зигфрид Ден, сыгравший огромную роль в развитии немецкой музыкальной культуры. Он же стал и его учителем. Глинка чурался писать на итальянский манер и чувствовал там себя в Италии чужим, но под руководством Дена внимательно изучал немецкую теорию музыкосложения. В совместных беседах Ден и Глинка пришли к выводу, что русские мелодии можно гармонизировать с учетом опыта европейских композиторов. Во многом это объяснялось тем, что Глинке было хорошо в Берлине, в том числе и благодаря Дену.
В Берлине могло состояться личное счастье композитора. Помимо занятий с Деном, Глинка давал уроки пения прелестной юной особе. Тому способствовали полученные в Италии знания в области бельканто и восхитительный тенор, которым обладал композитор. Ученица – звали ее Мария – оказалась очень способной, она искренне любила музыку, что делало ее в глазах Глинки еще более привлекательной. Позже Глинка вспоминал, что «почувствовал к ней [Марии] склонность, которую, кажется, и она разделяла».
Но в апреле 1834 г., получив известие о кончине отца, Глинка покинул прусскую столицу. С Марией он больше не встретился. В России у него случился неожиданный брак с Марией Ивановой, женщиной далекой от музыки, но властной и расточительной. Она оказалась неверна мужу и чуть его не разорила. Оказавшись несчастным в семейной жизни, Глинка увлекся Екатериной Керн, дочерью Анны Петровны Керн, вдохновившей Пушкина на знаменитое стихотворение «Я помню чудное мгновенье…». И ведь тому была прелюдия. За тринадцать лет того у молодого Глинки случился роман с матерью Екатерины, она даже просила композитора написать романс на пушкинский стих. Тот отказался, узнав, что помимо него Анна Петровна, известная всем (кроме Глинки) «светская львица», тогда «крутила любовь» еще с четырьмя мужчинами. И вот теперь встреча с ее дочерью. В честь Екатерины в 1840 г. даже был написан знаменитый романс. Но и с новой возлюбленной Глинка не обрел счастья.
В последний раз Глинка приехал в Берлин весной 1856 г. Он уже был автором двух опер, многих романсов, фортепианных произведений. Надеялся, что сможет «дебютировать как композитор в Берлине». И не зря. Одна из арий оперы «Жизнь за царя» с большим успехом прозвучала в январе 1857 г. на гала-концерте в Королевском дворце на Шпрее. Глинка стал «первым из русских, достигших подобной чести».
Но по дороге из театра домой он сильно простудился с осложнением на почки и вскоре отошел в мир иной. Похороны организовал все тот же верный Ден. Поначалу композитор был похоронен на одном из лютеранских кладбищ города. Но вскоре гроб перевезли в Петербург, где 5 июня 1857 г. он был перезахоронен.
Я не раз бывал на этом кладбище. Здесь отдыхаешь душой. И как-то, сидя на скамеечке под сенью могучего дуба, я вдруг услышал льющиеся откуда-то красивое посвистывание. Неужто он, герой романса? Там, высоко над Берлином, где-то «между небом и землей»? Хотя откуда взяться «певцу полей» в современном мегаполисе?
Памятный ансамбль кенотаф на русском 