Давно заметил: всякий раз, когда заходит речь о колониальных преступлениях Запада, обязательно находятся правдолюбцы, которые с пеной у рта начинают доказывать, что «и мы, русские, ничуть не лучше». Такие припомнят и княгиню Ольгу, покаравшую древлян, и походы Владимира Мономаха на половцев, и «насильственное крещение карел» при папе Александра Невского, и походы Ивана Грозного, и «агрессию Ермака против хана Кучума», и Транссибирскую магистраль, которая познакомила бурят с язвами российского капитализма… Эти рассуждения всегда находят отклик в ближнем зарубежье, да и – что греха таить – в некоторых регионах России. Вот-вот, с удовольствием поддакивают там, мы тоже пострадали от «русской колонизации».
Все эти люди не хотят видеть очевидного. Россия, конечно, и расширялась, и воевала, и вбирала в себя другие народы (не всегда при этом интересуясь их мнением). Но это происходило со всеми империями. Немцы расширялись на земли полабских славян и пруссов (последних, кстати, теперь в Германии и с лупой не найдешь: сгинули, как и обры). Французы когда-то поглотили народы, говорившие на окситанских языках, да еще потом долго их третировали – на юге Франции до сих пор об этом с горечью вспоминают. Англичане… Нет, про англичан сейчас лучше даже не вспоминать. В общем, что-то подобное было в истории всех крупных государств, и Россия не исключение. (Хотя, конечно, можно говорить о том, насколько жестким было включение в империю, и сравнение здесь не в пользу западных стран.) Но вот чего совершенно не было у нас – так это морской колонизации.
В этом клубе первые места занимают англичане и голландцы, французы и американцы, бельгийцы и немцы. Именно они составляют ядро западного расистского общества, фундаментом которого является страх. Одной из первых об этом написала Ханна Арендт в «Истоках тоталитаризма». По ее словам, европейцам «никогда не удалось избавиться от того первоначального испуга, который они испытали при встрече с разновидностью человека, неприемлемой для них в качестве собрата по соображениям человеческой гордости… Этот испуг перед чем-то похожим на тебя и в то же самое время не должным быть ни в коем случае отождествленным с тобой, лег в основу рабовладения».
Арендт объясняет, что европейцы, приплывая на своих кораблях в колонии, попадали в незнакомый, экзотический, «призрачный» мир, в котором словно бы не действовали христианские заповеди и нормы привычной морали. Туземная жизнь была для них просто «театром теней». Люди в этом мире не были людьми в привычном смысле этого слова, они были частью природы. В туземцах как будто не было «специфически человеческого характера»; убивая их, европейцы не сознавали, что совершают убийство. Им казалось, что они просто очищают землю для своих поселений – как очищают ее от хищников, змей, ос, муравьев. Европейцы, обосновавшиеся в Африке, «обращались с туземцами как с природным богатством и жили за их счет, как живут, скажем, за счет фруктов с дикорастущих деревьев».
К деревьям, как и к скоту, моральные нормы не применимы. Неудивительно, что бельгийцы, отрубавшие конголезцам руки, не считали, что участвуют в каких-то злодеяниях – им казалось, что они просто совершают одну из тех операций, без которых в сельском хозяйстве не обойтись. Подбрасывая индейцам зараженные оспой одеяла, американские колонисты не испытывали угрызений совести. Убивая женщин и детей гереро и нама в Юго-Западной Африке, немцы были уверены, что совершают скучную, но необходимую работу по освоению территории.
Так вот, господа правдолюбцы, к чему я это всё?.. Открывайте свои блокнотики и записывайте: русская цивилизация подобных мерзостей вообще не знала. Куда бы ни приходил русский, он торговал с человеком, воевал с человеком, враждовал и мирился с человеком. Мы не знали страха перед туземцем, как перед диковинным и гадким существом, не имеющим к нам отношения. Мы не были гостями в «театре теней», не волокли людей с другим цветом кожи на невольничьи рынки. Все народы, с которыми мы конфликтовали на наших евразийских просторах, были нашими соседями. Отношения с ними могли быть хорошими или скверными, но войн «русские против нелюдей» мы не вели. А потому убийство для нас всегда было убийством, насилие – насилием, воровство – воровством. Эвфемизмов для этих явлений мы не придумывали. И мы не жили за счет других народов, не использовали их в качестве природного ресурса. Где бы ни появлялся русский человек: на Кавказе, в Сибири, в Средней Азии или в таких далеких уголках, как Форт-Росс, Гавайские острова и берег Маклая в Новой Гвинее, – он никого не обращал в скот, никого не лишал человеческого достоинства.
«Ни один американец в Соединенных Штатах или в южных старогишпанских владениях не говорит языком краснокожих, – писал Алексей Хомяков. – Мадьяр и немец венгерский почти никогда не говорят языком своих угнетенных одноземцев, словаков, и даже флегматический толстяк болот Голландии смотрит в своих колониях на туземцев, как на племя, созданное Богом для служения и рабства, как на человекообразного скота, а не человека. Для нас, старых славян, мирных тружеников земли, такая гордость непонятна… Русский смотрит на все народы, замежеванные в бесконечные границы Северного царства, как на братьев своих». Философ писал, что сибиряки часто употребляют язык якутов и бурят, что «лихой казак Кавказа» берет жену из чеченского аула, что крестьянин женится на татарке или мордовке, а Россия «называет своею славою и радостью правнука негра Ганнибала, тогда как свободолюбивые проповедники равенства в Америке отказали бы ему в праве гражданства и даже брака на белолицей дочери прачки немецкой или английского мясника».
Суждение Хомякова – не самовосхваление. Все сказанное подтверждают и наши противники. «Россия, бесспорно обладает замечательным даром, – писал Джордж Керзон, министр иностранных дел Великобритании. – Русский братается в полном смысле слова. Он совершенно свободен от того преднамеренного вида превосходства и мрачного высокомерия, который в большей степени воспламеняет злобу, чем сама жестокость. Он не уклоняется от социального и семейного общения с чуждыми и низшими расами».
Английский лорд с удивлением смотрел на то, что русские вступают в брак с представителями «чуждых и низших рас», а вот для русских удивительным было то, что англичане называют какие-то расы «низшими». На наших просторах мы видели всякое, но этих самых «низших рас» никогда не встречали. Да, мы расширяли свою страну и не раз воевали, это правда; но у нас не было привычки расчеловечивать другие народы. Испуга перед туземцем, как перед «неприемлемой разновидностью человека», наша цивилизация не знала. А потому в числе народов-колонизаторов, мостивших дорогу гитлеровскому нацизму, русского народа нет.
Так что утрите свои крокодиловы слезы – вы все, посыпающие голову пеплом и вопящие о том, что «русские ничуть не лучше». Лучше подумайте о том, что ваша попытка затащить Россию в очередь на покаяние не только абсурдна, но и аморальна, как аморально подозревать в серийных убийствах родного отца – на том основании, что он «в юные годы тоже любил подраться». И вы, представители так называемых угнетенных народов России, тоже подумайте. Вас старались стереть с лица земли, как диких зверей или вредных насекомых? На вас надевали ошейники и цепи? Вас сгоняли, как скот, на корабли, плывущие в Санкт-Петербург? Вас заставляли работать под палящим солнцем на полях русского барина? Нет? Тогда не смейте равнять себя с теми, кто действительно стал жертвой европейской колонизации, не примазывайтесь к чужим страданиям. В конце концов, это просто подло.
