Легких решений сложных проблем не бывает — эксперт о действиях Касым-Жомарта Токаева.
Январские события в Казахстане стали поводом для дискуссий политологического сообщества и в России. Ближе всех к пониманию того, что произошло в Алматы и других городах, оказался старший научный сотрудник Центра постсоветских исследований Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) Российской академии наук Станислав Притчин. Сегодня он отвечает на наши вопросы. — Станислав, комментируя трагедию января в Казахстане, вы указали, что эти события стали следствием внутриэлитной борьбы в самой стране. Это мнение не изменилось через 1,5 месяца, и на чем оно было основано? — Я говорил не только про внутриэлитную борьбу. Я говорил о комплексе внутренних причин, которые создали предпосылки для подобного рода трагических событий, в числе которых есть и внутриэлитная борьба. Почему в своих выводах прихожу больше к внутренним источникам кризиса? Потому что за 1,5 месяца, несмотря на заявления властей о том, что было серьезное внешнее влияние, каких-то серьезных доказательств этому предоставлено не было. То есть, времени достаточно для проведения расследования, но никаких предварительных данных не обнародовано, никто из людей, которые из-за рубежа могли бы быть причастны к этому, или организации не названы. Допускаю, что координация действий могла быть, особенно тактика поведения протестующих в Алматы с фокусом на штурм зданий государственных структур, силовых ведомств. Понятно, что координировалось все очень серьезно. И мы не можем исключать, что была подготовка и координация извне. Но опять же, для того чтобы однозначно это утверждать, нужны доказательства. До сих пор мы их ждем.
На тот момент требовались жесткие меры
— Как вы оцениваете шаги, предпринятые президентом Токаевым по урегулированию конфликта (приказ о стрельбе на поражение, обращение за помощью в ОДКБ)? — Я считаю, что, несмотря на критику, которая сейчас есть, и на то, что часть правозащитников активно эту тему использует, шаги по урегулированию конфликта были правильными.
В той критической ситуации, которая складывалась 5–6 января в Алматы, когда под угрозой оказались жители крупнейшего казахстанского города и фактически были деморализованы правоохранительные органы, нужны были очень жесткие меры по наведению порядка. Напомню, что на руках у протестующих оказалось огромное количество оружия. Только из 7 оружейных магазинов, по официальным данным, было украдено порядка 1500 стволов, а еще было захвачено несколько оружейных комнат в зданиях МВД, КНБ. Соответственно, на руках у протестующих было реальное оружие, и навести порядок без применения оружия со стороны правоохранительных органов, было невозможно.
В условиях дефицита доверия к силовым структурам, особенно в той критической ситуации, которую мы наблюдали 6 января, нужно было предпринимать самые решительные шаги по стабилизации ситуации. Фактически был потерян контроль над мегаполисом, крупнейшим городом страны – Алматы, еще в 8 городах, как минимум, шли серьезные акции протеста, с попытками захвата акиматов и департаментов МВД и КНБ. Понятно, что возможности правоохранительных органов Казахстана ограничены для того, чтобы купировать все острые очаги. И здесь практически единственным решением, способным нормализовать ситуацию, был запрос в ОДКБ, и, собственно, он и был избран. Поэтому я думаю, что это — максимально оправданное было решение, которое позволило высвободить силы казахстанских силовиков от охраны стратегических объектов к нейтрализации протестующих.
А по поводу стрельбы на поражение – опять же, когда люди, протестующие, которые сознательно шли на захват оружия и применяли его против, в том числе, и правоохранительных органов, и под угрозой находятся мирные граждане…
Многие мои друзья в Алматы остались отрезаны от всего: от возможности защитить себя, от телефонной связи, от интернета, и фактически были во власти протестующих с оружием. Понятно, что в таких условиях необходимы были самые решительные действия по наведению порядка. И приказ стрельбы на поражение в условиях, когда у протестующих оружие, и они его применяют, — единственно возможный шаг по нейтрализации людей с оружием.
Действовал в рамках реальной ситуации
— Сейчас в социальных сетях и даже в СМИ, на митингах, которые сейчас все равно проходят в Казахстане, кричат о том, что президент Токаев не имеет права возглавлять государство после того, как он отдал приказ стрельбы на поражение и обратился за помощью в ОДКБ. Его обвиняют в том, что он «прогнулся перед Россией», «лег под Путина» и так далее. Как это прокомментируете? — Это все, мне кажется, некорректно, потому что он действовал в рамках реальной ситуации, когда в целом устойчивость государства была под большим вопросом. Мне не совсем понятна его критика. Мои знакомые, которые находились в Алматы, пережили те дни, отдают себе отчет, и понимают цену и правильность решения Токаева по привлечению ОДКБ. А в чем «прогнутость» заключилась, что Казахстан потерял? Как показала практика, операция прошла без единого выстрела со стороны миротворцев ОДКБ, но позволила в короткие сроки стабилизировать ситуацию, а казахстанским правоохранительным органам сосредоточиться именно на борьбе с протестующими с оружием. А как только со стороны Казахстана пошел запрос на вывод войск, они тут же были выведены.
Если бы ОДКБ не пришла на помощь, непонятно, сколько бы по времени и с какой результативностью в конечном итоге стабилизация прошла. Если только люди хотят вреда своей стране — ведь можно таким образом интерпретировать заявления о «прогнутости» и прочем. Кстати, с точки зрения реальной ситуации среди миротворцев ОДКБ были не только российские военные, но и киргизские, и таджикские, и белорусские, и армянские военные, которые прибыли в Казахстан в рамках нашего союзного договора по помощи друг другу. Поэтому здесь я не вижу никаких причин того, чтобы обвинять Токаева в том, что он сдал государственные интересы.
Идет обновление кадров
— Сегодня в Казахстане увольняют со всех должностей родственников первого президента Казахстана, людей, которые входили в ближний круг Нурсултана Назарбаева. Но насколько эффективен такой прием с точки зрения государственного управления, преемственности власти в государстве? — Мы можем разделить ответ на ваш вопрос на два трека. Во-первых, да, идет обновление определенной степени руководства страны. Но опять же, даже те люди, которые сейчас возглавляют правительство, составляют костяк министров, основу акимского уровня, это все равно представители в целом, глобально, команды Назарбаева.
Потому что на протяжении 30 лет он был главным руководителем, он фактически формировал руководство страны за счет программы «Болашак», за счет продвижения кадров. Соответственно, мы сейчас можем говорить о том, что да, новая эпоха пришла, новый руководитель, и понятно, что он продвигает уже свое видение, и по-своему использует те человеческие и кадровые ресурсы, которые есть. Но, насколько я понимаю, запрос на «денурсултанизацию» так называемую идет в первую очередь от общества, есть определенная усталость от засилья семьи и клана Назарбаева во власти. Для меня тоже оказалось сюрпризом то, насколько много позиций люди, которые непосредственно имеют отношение к Назарбаеву, к его семье, занимают в руководстве страны и насколько важны эти позиции.
С другой стороны, есть логика развития политических процессов. Новому руководителю важно обеспечить эффективность работы властной вертикали. Последние 2,5 года, когда президент Токаев стал президентом, у него, по сути, было ограниченное пространство для маневра. Очевидно, что психологически ему было очень некомфортно находиться в условиях, когда на нем лежит ответственность за развитие государства, а он не может в полной мере реализовать свои инициативы. Думаю, что с этой точки зрения у президента Токаева сейчас основной задачей является создание эффективного правительства и других эшелонов власти, которые будут выполнять задачи, поставленные им, как главой государства. И здесь, как показала практика последних вот этих 2,5 лет запуска транзита, таких возможностей не было у Токаева. Поэтому сейчас он перестраивает властную вертикаль.
Тонкие места экономики могут стать причиной новых социальных взрывов
— Станислав, ваше интервью «Ленте.ру» показало, что вы глубоко знаете проблемы Казахстана, ну и, наверное, Центральной Азии. Можете ли предположить, что катаклизмов, подобных январским событиям, в Казахстане больше не будет? — К сожалению, мы не можем быть в это уверены на сто процентов. Есть серьезный риск повторения событий.
Во-первых, сама логика развития январского кризиса, показала, что «улица» в Казахстане — люди, которые готовы выйти на митинги и через протесты добиваться своих целей от государства — почувствовала свою силу. Понятно, что есть радикальные представители, которые преследуют захват власти, используя различные способы, в том числе и мародерство. С ними государство будет бороться в любом случае, потому что они используют незаконные методы. Но, например, митинги в Актау показали, что они могут цивилизованно и организованно выставлять требования государству и последовательно добиваться их выполнения. То есть, по сути, сейчас формируется гражданское общество в Казахстане, у которого есть понимание того, куда двигаться, и есть возможность самоорганизовываться.
Первое требование вышедших людей в Мангистауской области был пересмотр цены на сжиженный автомобильный газ. Правительство практически сразу же пересмотрело цены. Но это не остановило протестующих, появились другие запросы. Вот это понимание «улицы», что она может от государства добиваться нужных для себя целей, и есть главный риск. Напомню, что повышение цен на газ было не спонтанным решением, которое принималось 31 декабря. На протяжении последних двух лет обсуждался вопрос перехода ценообразования в этой сфере на рыночные условия. Понятно, что полноценного рынка сжиженного газа в Казахстане нет, потому что производителей этого топлива не так много и они воспользовались ситуацией для повышения цен. Но реакция общества на непопулярные меры властей оказалась слишком разрушительной.
Со временем казахстанскому правительству в любом случае надо будет идти на непопулярные меры, придет время, и нужно будет повышать цены на электричество, поскольку мы видим, что сейчас в Казахстане дефицит электроэнергии. Нужно строить несколько электростанций. Соответственно, для того чтобы аккумулировать средства на них, необходимо поднять цены на электроэнергию.
Как общество отреагирует? Есть риск, что общество будет консолидироваться в попытках противостоять данным решениям. А с учетом того, что имеются тонкие места экономики, риск повторения январских событий возможен. Непопулярные решения в любом случае власти будут принимать. И вот здесь риск того, что общество попытается опять добиваться от государства возвращения прежних цен под предлогом там более справедливого распределения ресурсов и еще чего-то. Вот это главный риск для Казахстана.
— А что нужно делать властям, чтобы эти протестные настроения не усиливались и акции протеста не перерастали в то, что случилось в январе? — Понимаете, в чем дело: здесь не только от властей все зависит. Власть может делать все правильно с точки зрения экономики и развития государства, то есть, выделять деньги на промышленные объекты, но в любом случае бюджет у государства всегда ограничен. Не получится завтра сделать так, чтобы у всех была минимальная зарплата 5000 долларов, как в Швейцарии, потому что это против законов экономики.
Подобное можно разово сделать, но в конечном итоге государство после такого станет банкротом. Следовательно, здесь у государства задача не только помочь социально уязвимым слоям населения, насколько это возможно – через субсидии, через пенсии, через стипендии, но и обеспечивать возможности для основного активного населения зарабатывать деньги. Иначе говоря, необходимо создавать рабочие места, благоприятствовать развитию предпринимательства. Как бы в этом основная задача государства. Но завышенные ожидания общества от государства опять же создают риск для будущих протестов. Здесь тоже и общество должно понимать, что не бывает быстрых, легких решений долгосрочных и сложных дорогих проблем.
