Картина, свидетельствующая о состоянии дел с русским языком в Центральной Азии, будет неполной, если ограничиться освещением этой проблемы в странах ЕАЭС – Киргизии и Казахстане. Её обязательно следует дополнить наблюдениями о положении русского языка в странах региона, не участвующих, по крайней мере пока, в процессах евразийской интеграции.
Узбекистан, в качестве «мейнстрима» языковой политики избравший укрепление позиций национального языка, одним из первых среди постсоветских стран приступил к вытеснению языка «дружбы, сотрудничества, высочайшей культуры и духовных достижений» – русского. Последний был низвергнут до ранга иностранного с расчетом как можно быстрее избавиться от наследия «колониального прошлого» и как можно дальше дистанцироваться от Москвы. В «Законе о языках», принятом в 1995 году, русский язык был упомянут единожды – в 12-й статье, касавшейся нотариальных актов.
В то время как среднеазиатские соседи Казахстан и Киргизия только строили планы, Узбекистан стремительно шел к своей цели, в 1993 году приступив к переводу узбекского языка с кириллицы на основанную на турецком алфавите латиницу. С головой уйдя в идею неопантюркизма, в ходе своего первого визита в Анкару в качестве президента РУз Ислам Каримов заявил: «Моя страна пойдет турецким путем. Мы выбрали этот путь, и мы с него не свернем».
Однако к 1995 году, когда отношения между странами заметно ухудшились – уж слишком велико оказалось давление Турции на политику Ташкента, только что начавшаяся здесь алфавитная реформа резко сменила курс. Власть отказалась от турецкой графической основы, введя в алфавит собственные диакритические знаки. Такой своего рода «лингвистический демарш» обернулся установлением к 2018 году неофициального «алфавитного двоевластия» – и латиница нельзя сказать, чтобы прижилась (на нее перешли только учебные заведения), и кириллица, активно используемая СМИ и государственными ведомствами, по-прежнему мила сердцу узбекистанцев.
О завершении алфавитной реформы, сроки которой откладывались уже трижды, националистическая часть страны все же задумывается: перед казахами неловко, да и от «навязанной» в советские времена кириллицы, якобы не позволяющей узбекам «закрепить свою национальную идентичность», пора бы уже избавиться. У рядовых граждан эта идея популярностью не пользуется. Свидетельство тому – последнее место на президентских выборах 2016 года лидера национальной демократической партии «Миллий тикланиш» («Национальное возрождение») Сарвара Атамурадова, провозгласившего главным пунктом своей предвыборной программы окончательный переход на латиницу.
Однако разрубить гордиев узел Узбекистану в ближайшее время придется, вероятнее всего, узаконив кириллицу как основной алфавит, а латиницу в качестве второго. Ведь уже целое поколение молодых узбеков, обучившихся на латинице, оказалось оторванным от созданного на кириллице огромного фонда культурного и научного наследия, перевести который на латиницу оказалось утопией. Вместо обещанной «интеграции в мировое пространство» их удел – узкие улочки узбекских кишлаков.
Русский язык в Узбекистане сегодня остается основным средством общения городской интеллигенции, чиновников и бизнесменов, а также более чем 100 народов, проживающих в стране. В той или иной мере им владеет около 41,3% населения. Конечно, это немного. Но в ответ на официальные тренды народ в последние пять лет задает свои, в частности моду на русский язык. Знать его становится практической необходимостью. Ведь основным миграционным партнером страны является Россия, где трудится около 6 млн. узбекистанцев, преимущественно выходцев из сел, откуда русский язык давно ушел.
Большинству узбеков учить русский язык приходится уже «по месту службы». А возвращаясь затем на родину, они становятся его носителями. Но какого качества их язык? «Я недавно был в Узбекистане, в сельской школе под Ташкентом, – поделился в одном из интервью исполнительный директор Межгосударственного фонда гуманитарного сотрудничества (МФГС) государств-участников СНГ Армен Смбатян. – Там русский язык преподает молодой парень, который выучил его на стройке под Москвой. Какому русскому языку он научит соотечественников?»
Вопрос, конечно, риторический. А ведь возрождение русского языка в такой искаженной форме становится для среднеазиатской глубинки нормой, а не исключением (таким же путем русский язык возвращается сегодня в киргизский аил). За неимением собственных языковых инструментов адаптации к глобализирующемуся миру (национальные языки выполнить эту задачу не могут) жители постсоветской Центральной Азии вынуждены стихийно создавать параллельный «русский мир», не замыкающийся ни на русских, ни на Россию.
Другой путь – использование образовательных ресурсов, сохранившихся в Узбекистане еще со времен Советского Союза. А это 7,4% русских школ от общего числа средних учебных заведений страны. Их количество не растет, но растет количество классов в них, ежегодно атакуемых дальновидными родителями. По словам директора одной из ташкентских школ, спрос на них объяснить просто: «…на русском языке больше литературы, учебников, кроме того, ни для кого не секрет, что обучение на русском языке является более качественным, так как учителя опять-таки по причине большего доступа к источникам, более грамотные».
К тому же единственная возможность получить в Узбекистане качественное высшее образование – это получить его на русском языке. Именно на нем написана большая часть научной литературы. Доступно оно лишь 14% молодежи. В помощь тем, кто русский язык учил в национальной школе в объеме 1-2 часа в неделю или не учил вообще из-за отсутствия в узбекской провинции учителей-русистов, создаются курсы, становящиеся центрами притяжения студенчества.
Официальная позиция Ташкента, касающаяся возможности расширения сферы применения русского языка, пока не ясна. По мнению экспертов, «Узбекистан изучает ситуацию», «относясь к новому спросу на русский язык избирательно и аккуратно, предпочитая поднимать статус государственного языка». Однако обращение Шавката Мирзиёева к гражданам страны с поздравительной речью в новогоднюю ночь 2017 года сначала на русском, а затем на узбекском языке во многих вселила оптимизм.
Таджикистан, наверное, единственная постсоветская страна, официально признавшая, что русский язык ей жизненно необходим. «Огромное значение русского языка для нашего общества носит не декларативный, а реальный характер», – заявил лидер страны в августе 2016 года. А начиналось все так же, как и в соседних по региону странах – с дерусификации… всего, что только можно: делопроизводства, названий городов и даже фамилий.
Первым в своей фамилии от русского суффикса «ов» в 2007 году открестился сам президент Эмомали Рахмонов, велев величать себя Рахмоном. Многие из тех, кто последовал его примеру «во исполнение своего национального долга», в последующем предпочли вернуться к исходному варианту – в России на заработках с ним меньше проблем. Власти запаниковали: «Налицо низкий уровень патриотического воспитания». И обязали родителей с 2011 года уже в законном порядке «давать ребенку имя в соответствии с национальными ценностями».
В октябре 2009 года в РТ в силу вступил «Закон о государственном языке», провозгласивший гегемонию таджикского языка. Русский язык, являвшийся тогда родным для 1% от 7-миллионного населения, упомянут в нем не был. Спустя два года, в 2011 году, Таджикистан осознал: «языковые эксперименты» ведут страну в никуда и поспешил вернуть русскому прежний статус языка межнационального общения.
«Движение о придании таджикскому языку статуса государственного в конце 80-х было правильным, – полагает депутат парламента и бывший глава Центра стратегических исследований при президенте Таджикистана Сухроб Шарипов. – Это было одним из шагов получения независимости, ведь одним из ее важных атрибутов является язык. Но в тот период мы под натиском где-то эгоистично настроенных сторонников государственного языка ушли от прагматичного подхода к этому вопросу. В результате мы упустили момент».
К тому времени уровень владения русским как родным или вторым языком по сравнению с 1989 годом в стране сократился более чем в 2 раза, составив 15%. Получить сегодня образование на русском языке могут позволить себе единицы – около 2,5% детей школьного возраста. Проблемы, что и в соседнем Узбекистане: нехватка школ, квалифицированных педагогов-русистов и хороших учебников.
«В то же время спрос на русский язык в условиях трудовой миграции населения в Россию остается достаточно высоким», – утверждает заведующий кафедрой печатных СМИ и PR Российско-Таджикского (славянского) университета Шариф Муллоев. По данным ООН, РТ входит в топ-10 государств-доноров трудовых мигрантов, которые приезжают на заработки в Россию. Только с января по сентябрь 2017 года их количество здесь возросло на 1,58 млн. человек. Согласно данным ФМС, половина из них не владеет русским языком даже на бытовом уровне, а 20% не умеют читать и писать (каждый пятый из детей школьного возраста в стране не посещает школу). Как правило, соплеменники-бригадиры и представители диаспор в России, организующие миграционные потоки, хорошо зарабатывают на «языковой и правовой беспомощности» своих земляков, создавая систему двойной эксплуатации.
Подрастающее поколение Таджикистана отличается уже большим прагматизмом. На вопрос, заданный корреспондентом таджикского информационного портала Asia-Plus ученикам 4 класса одной из душанбинских национальных школ, «Зачем они учат русский язык», был получен взрослый ответ: «…понадобится поехать в Россию на заработки, и, поскольку русские не говорят по-таджикски, нужно знать русский».
В 2013 году президент Эмомали Рахмон, положительно отреагировав на планы Россотрудничества разработать программу помощи в развитии обучения русскому языку странам, откуда в Россию приезжает наибольшее число мигрантов, обратился к Владимиру Путину с просьбой направить в Таджикистан российских специалистов – преподавателей русского языка и предметников, ведущих работу на русском языке.
Согласование шло долго, пока в октябре 2016 года этой темы коснулась уже российская сторона. С конкретным предложением по решению «непростой задачи» выступила председатель Совета Федерации РФ Валентина Матвиенко, заявившая о готовности направить в Таджикистан (в качестве пилотного проекта) группу из 30 учителей русского языка.
Сказано – сделано. К началу нового учебного года в августе 2017 года «учительский десант» с большим опытом и, по словам заместителя министра образования и науки Российской Федерации Павла Зеньковича, «с авантюрным началом» высадился в Душанбе. Во время встречи с ними премьер-министр Кохир Расулзода отметил: «Мы уделяем большое внимание изучению русского языка, который после таджикского является вторым языком общения в стране, и для нас очень важно обучать наших детей русскому языку и на русском языке».
Оценив успешность проекта, глава МИД России Сергей Лавров подчеркнул, что «этим опытом уже заинтересовались другие страны Центральной Азии».
К счастью, в списке государств, оказавшихся сегодня в поисках точки возврата почти утраченного русского языка, пока только Таджикистан. В Союзе он был самой «нерусской» среднеазиатской республикой, а потому и русский язык ушел оттуда значительно быстрее, чем этот процесс происходит в соседних странах. Теперь вот приходится восстанавливать былые позиции.
Реалии сегодняшнего дня таковы: для Центрально-Азиатского региона русский язык – пока что единственный доступный ему инструмент успешной интеграции в мировое сообщество. Заинтересованность же России в сохранении русского языка, а значит, своего цивилизационного влияния на постсоветском Востоке, поглядывающем в сторону исламского мира, должна определяться как соображениями культурно-гуманитарного и научного взаимодействия, так и – в не меньшей мере – категориями безопасности.
