В нынешнем году исполняется ровно 100 лет алматинской школе №12, известной тем, что на протяжении нескольких десятилетий и вплоть до 1980 года она была единственным в столице нашей республики общеобразовательным учреждением с преподаванием на казахском. Вот эта самая её единственность сегодня преподносится как один из главных аргументов в пользу утверждения, что советская власть и Москва подавляли стремление коренного населения к обучению детей на родном языке.
Для детей коренной национальности…
Учебное заведение было образовано осенью 1924-го на базе детского дома имени Абая как школа-интернат для детей коренной национальности. Судя по тому, что в Казахской ССР связанные с ней юбилейные даты – 50-летие, 60-летие – отмечались обычно в ноябре, её рождение пришлось именно на этот месяц. Сначала она была начальной, потом семилетней, с 1932-го – девятилетней. Как раз в тот период там учились будущие знаменитости – певица Куляш Байсеитова, композитор Нургиса Тлендиев, режиссёр Султан Ходжиков, снявший киноэпос «Кыз-Жибек», и другие. А в 1950-х из школы стали выпускать молодых людей, получивших полное среднее образование.
В годы Великой Отечественной постановлением Совета народных комиссаров СССР в стране была введена система раздельного обучения. Такой шаг мотивировался необходимостью
«учёта особенностей физической природы и развития, в соответствии с которыми должна осуществляться подготовка мальчиков и девочек к труду и практической деятельности», а также
«укрепления дисциплины и устранения не всегда здоровых взаимоотношений между противоположными полами». Правда, это нововведение коснулось только Москвы, столиц союзных республик, областных и крупных промышленных центров. Такое деление просуществовало десять лет.
Затронуло оно и Алма-Ату. В частности, 12-я школа-интернат стала только женской. Учениц в ней было немного. Как писала в книге своих воспоминаний Рафика Нуртазина, работавшая тогда учителем русского языка и литературы (впоследствии она возглавит педагогический коллектив), в 1954-м, когда Совет министров СССР принял решение отказаться от раздельного обучения как не оправдавшего себя, школа выпустила 26 девушек. Причём в большинстве своём это были не алмаатинки, а приехавшие из близлежащих районов – в основном Нарынкольского и Кегенского.
Да и позже, когда в школу вернули мальчиков, в ней учились преимущественно сельские дети. Например, на YouTube-канале «Диванные эксперты» совсем недавно, в середине октября, организовали дискуссию относительно казахского языка и школьного обучения на нём с участием известного писателя Смагула Елубая, который в первой половине 1960-х годов приехал из глубинки учиться в старших классах 12-й школы. Так вот, он заявил, что чуть ли не весь её ученический контингент составляли дети из аулов.
Тогда как казахи, жившие в Алма-Ате, включая учителей самой 12-й, по его словам, отдавали своих сыновей и дочерей в русские школы, что Елубай расценил как последствие имперской идеологии, целью которой было установление господства «языка метрополии» и которая «заразила» казахское население Алма-Аты, а также других крупных городов. Возможно, писатель немного преувеличил долю сельских детей, но в целом, похоже, именно они численно доминировали в тот период в 12-й школе.
Постепенно количество представителей титульного этноса в столице республики увеличивалось: за период с 1959-го по 1970-й оно выросло в 2,2 раза (с 39,4 до 88,2 тысячи), а удельный вес в общем составе городского населения – почти в полтора раза (с 8,6 до 12,1 процента). Эта тенденция получила продолжение и в следующем десятилетии, к концу которого казахов в Алма-Ате насчитывалось уже почти 150 тысяч, и они составляли 16,5 процента горожан. Такая динамика привела к росту спроса на казахскоязычное школьное образование – всё-таки желающих дать детям именно его если не в процентном отношении, то в абсолютном становилось больше. Хотя основная масса (и здесь трудно не согласиться с Елубаем) всё-таки предпочитала обучение на русском, поскольку полагала, что полученные на нём знания сулят более заманчивые карьерные перспективы.
Образцово-показательная
В 1968-м Рафика Нуртазина как педагог-новатор была удостоена высшего в СССР звания Героя Социалистического Труда. Вскоре ей предложили преподавать в Казахском женском педагогическом институте, но она отказалась, сославшись на отсутствие учёной степени. И тогда же, вспоминала в своей книге Рафика Бекеновна, раздался звонок из Алма-Атинского горкома партии. Узнав, что её хотят переманить в вуз, первый секретарь горкома Фёдор Мочалин пригласил на разговор и после краткого вступления задал вопрос: а, может, лучше будет, если она возглавит школу, которой отдала почти двадцать лет? Так Нуртазина стала директором 12-й и впоследствии вывела её в число лучших в республике.
В постсоветский период появились разговоры о том, что, дескать, в 1960-е и 1970-е предпринимались попытки закрыть единственное в Алма-Ате общеобразовательное учреждение с преподаванием на языке титульного этноса. Скажем, в феврале 2003-го в весьма популярной тогда газете «Ана тiлi» (её главным редактором на тот момент был Мереке Кулкенов, ныне председатель Союза писателей Казахстана) разместили статью о 12-й с громкоговорящим заголовком «Қызыл империя жұта алмаған қазақ мектебі» - «Казахская школа, которую не смогла проглотить Красная империя».
Но вот что писала её бывший директор в своих воспоминаниях, опубликованных за два года до появления публикации в «Ана тiлi», в 2001-м:
«Когда я приняла единственную общеобразовательную казахскую школу города, в ней было 352 ученика, через год стало 500 (как отмечала Нуртазина, среди них были не только казахские дети, но и уйгурские, узбекские – прим. авт.).
Мы не могли принять всех желающих, поэтому я стала хлопотать о строительстве нового здания. Нам выделили место под строительство типового здания на 1176 ученических мест - и работа закипела! Очень скоро, в 1973 году, строительство было завершено, и, наконец, 12-я заняла специально построенное для нее здание».
Иными словами, как только появилась потребность в дополнительных ученических местах, городские власти довольно оперативно удовлетворили её. Причём с «запасом» на будущее: школа теперь могла принять 1176 учащихся - намного больше, чем было желающих. Хотя на тот момент в некоторых общеобразовательных учреждениях Алма-Аты детям из-за нехватки помещений приходилось заниматься в три смены. Примерно тогда же 12-я стала одной из немногих в республике (и первой среди казахских) школ, где организовали углубленное изучение английского, а, кроме того, на нём начали преподавать некоторые дисциплины. То есть уже тогда появились зачатки трехъязычного образования, и инициатором его внедрения стала Нуртазина.
А ещё за 12-й закрепили могущественных шефов – Академию наук Казахской ССР, которая тогда имела большое влияние, и государственный комитет «Казсельхозтехника», отвечавший за всё техническое обеспечение сельского хозяйства республики. Например, последний по просьбе Рафики Бекеновны, решившей на уроках труда учить девочек древнему казахскому ремеслу – ковроткачеству, заказал и доставил в школу небольшие ковроткацкие станки. Шефы также оказывали существенную помощь в оборудовании учебных кабинетов. Здесь стоит напомнить, что именно в тот период осуществлялся переход от «классной» системы обучения, при которой учащиеся постоянно находились в одном классе, к «кабинетной», когда уроки по разным предметам стали проводиться в специально оборудованных под них кабинетах, что требовало гораздо лучшего материально-технического оснащения.
Как-то не стыкуется всё это с разговорами о том, что к единственной в Алма-Ате казахской школе власти относились с предубеждением. Напротив, она стала образцом, ориентиром в учебном плане для других общеобразовательных учреждений республики, где обучение велось на языке Абая (одно время её официальное название звучало так: «Казахская опытно-показательная школа-интернат»). Возможно, такая задача и ставилась – неслучайно её директором назначили одного из самых передовых в Казахстане педагогов. К слову, Нуртазина, будучи учителем русского языка и литературы, прекрасно владела родным казахским и после выхода на пенсию стала активным его популяризатором. Начиная с 1989-го, она в течение трёх лет вела на республиканском радио уроки «ана тiлi».
Кто виноват?
Продолжавшийся рост численности титульного этноса в Алма-Ате вызвал необходимость открытия ещё одной казахской школы. Под неё в 1980-м отвели построенное незадолго до этого трёхэтажное здание, и она, получив номер 86, приняла первых учеников. До распада СССР в городе появилось ещё несколько учебных заведений с казахским языком обучения. Лет десять назад тогдашний аким южного мегаполиса Ахметжан Есимов в одном из своих выступлений заявил, что в 1989-м в Алма-Ате таких насчитывалось 7 (видимо, в это число вошли и смешанные школы, количество которых в тот период стало быстро расти).
Однако даже 7 общеобразовательных учреждений – крайне мало для города с миллионным населением, четверть которого (порядка 250 тысяч) к тому времени составляли казахи, и тем более для города, где насчитывалось в общей сложности 163 школы. Крайне мало это и на фоне тогдашней ситуации в целом по республике, где, согласно данным официальной статистики, доля казахов составляла 39,7, а доля школьников, получавших знания на «ана тiлi», – 30,2 процента (в 1980-м разрыв и вовсе был почти минимальный – соответственно 36,1 и 33,0 процента: интересно, что на это скажут отдельные исследователи с учёными степенями, пишущие в своих статьях о массовом закрытии казахских школ в 1960-70-е годы?).
В чем причина? Имеет ли под собой основания ставшее в годы независимости доминирующим мнение, будто расширение охвата жителей крупных городов и особенно столицы республики казахскоязычным образованием намеренно сдерживалось в угоду процесса русификации? Трудно сказать, поскольку никаких документальных доказательств в пользу или против этой версии никто пока не привёл. Можно лишь отметить, что решения об открытии или закрытии школ принимались на уровне местных властей, и если предъявлять кому-то претензии в случае с Алма-Атой, то адресовать их следует тогдашнему руководству города и области (горком партии подчинялся обкому), а также, возможно, республики.
Но основная, глубинная причина видится всё же в другом. Столица Казахстана в тот период была средоточием, скажем так, национальной элиты – политической (включая бюрократический аппарат), хозяйственной, научной, творческой и т.д. – а также тех, кто жил надеждой пополнить её ряды, получить доступ к преимуществам и благам, которыми она пользовалась. И эта самая элита стремилась воспроизвести себя в лице собственных детей, для чего требовалось дать им качественное высшее образование, без которого карьерный рост был невозможен, – желательно в лучших вузах республики, а в идеале в самых престижных московских институтах (к слову, последние выделяли национальным республикам специальные квоты). Понятно, что добиться этого через русскоязычное обучение в школах было куда легче, чем через казахскоязычное.
Вряд ли стоит осуждать людей за такое стремление. Другое дело, что представители той самой советско-казахской элиты, многие из которых не привили своим отпрыскам знание родного языка хотя бы на примитивно-бытовом уровне, после обретения независимости сделали разворот на 180 градусов и стали обвинять в его слабой востребованности исключительно «имперскую политику русификации»…
