Скандальный визит президента Таджикистана Эмомали Рахмона в Эр-Рияд, совпавший сразу и с таджикско-иранской конфронтацией, и с эскалацией саудовско-иранского конфликта, уже очевидно нанес изрядный ущерб и репутации республики, и региональному позиционированию Таджикистана в целом. Поставив под большой вопрос как дальнейшее развитие двусторонних отношений Душанбе с Тегераном, так и его надежность как союзника для России.
Имеющая характер откровенной провокации казнь шиитского шейха ан-Нимра, послужившая катализатором эскалации конфликта между Саудовской Аравией и Исламской Республикой Иран, была приурочена к решающему этапу слушаний по Венским соглашениям по иранской ядерной программе в конгрессе США. Играя на руку «ястребам» в американском политическом истеблишменте, это событие синхронно ударяло и по любым позитивным подвижкам в попытках поиска политического решения по Сирии между США и союзниками сирийского президента, прежде всего – Россией. Визит президента Таджикистана в Эр-Рияд в той ситуации, которая сложилась, может расцениваться как вызов не только Ирану, но и России. Иран и Россия – с одной стороны, Саудовская Аравия – с другой, уже давно фактически находятся в опосредованном военном конфликте на территории Сирии.
Визит Рахмона в Эр-Рияд и те его высказывания, которые там прозвучали, могут свидетельствовать о том, что Таджикистан уже продемонстрировал свою готовность к участию в так называемой исламской коалиции во главе с Саудовской Аравией. Это будет уже прямым противопоставлением участию Таджикистана в ОДКБ, а значит, и России как военно-политическому союзнику, это будет прямая политическая поддержка Саудовскому королевству на фоне спровоцированного им конфликта с Ираном. Иранская дипломатия сегодня прилагает колоссальные усилия для того, чтобы не допустить прямого военного конфликта с Саудовской Аравией. Тегерану он не нужен, и есть хорошие шансы на то, что усилия будут не напрасны. Но в любом случае Таджикистану теперь придется искать пути к тому, чтобы долго, мучительно, ценой многих уступок, восстанавливать прежний уровень отношений с Ираном, а заодно – подтверждать свою приверженность союзническим отношениям с Россией.
Таджикистан оказался в непростой ситуации, и прежде всего из-за политики собственного руководства. Запрет деятельности Партии исламского возрождения (ПИВТ) и объявление партии террористической – это фантом для внутреннего потребления. Ни один нормальный политик или эксперт в мире всерьез объяснения причин запрета не воспринял. Не случайно, наверное, на официальном сайте Интерпола информации о международном розыске Мухиддина Кабири нет, и никто его разыскивать как преступника не собирается. В Тегеране вполне адекватно это понимают, а потому и совершенно спокойно предоставили Кабири возможность участвовать в последние дни 2015 года в конференции, на полях которой он встретился с иранскими руководителями. Что, собственно, и стало поводом для демарша Душанбе.
Но трагедия случилась раньше и происходила в самом Таджикистане – речь о тотальном подавлении инакомыслия в республике и инициируемой сверху исламофобии. Последовавшая же после инцидента антииранская истерика в столице Таджикистана, например, высказывания муфтия Абдукодирзода в адрес Ирана, уже просто выходит за рамки какой-либо цивилизованности. Мало кто сомневается в том, что проповеди муфтия не могут не совпадать в своих основных тезисах с установками из администрации президента и/или соответствующих государственных ведомств РТ.
Априори Иран Таджикистану нужен в значительно большей степени, нежели наоборот. Но дело в том, что антииранский тренд в Душанбе появился задолго до истории с Кабири. Еще в середине прошлого года в СМИ стали появляться антииранские информационные вбросы. Уже не один год идет давление на работающий в Таджикистане иранский бизнес. Существует сильное соответствующее лобби в руководстве РТ, сориентированное на дрейф в сторону от Ирана и заодно России, преследующее интересы США и заодно их ближневосточных союзников.
Руководство Таджикистана заигралось в «многовекторность», забыв, что отношения РТ и с ИРИ, и с РФ строились десятилетиями в основном на политической лояльности Душанбе к Москве и Тегерану. Лояльность не бывает одноразовой, она строится на долговременных проявлениях, лишь добавляющих ей ценности. Торговля лояльностью – сфера стратегическая. Об этом нужно помнить, если следовать долгосрочным национальным интересам, а не сиюминутным клановым...
Не столь драматично, как в Душанбе, но антироссийский тренд наметился и в Бишкеке. 31 декабря правительство Киргизии денонсировало киргизско-российские соглашения по гидроэнергетическим проектам – строительству Камбаратинской ГЭС-1 и Верхненарынского каскада ГЭС. Правительственному решению предшествовало заявление президента Алмаза Атамбаева о том, что «нынешнее положение российской экономики не позволит вкладывать капитал в эти объекты». Память любого электората, и электорат киргизский не является исключением, в ее краткосрочности и выборочности. Еще в октябре 2012 года во время визита президента России Владимира Путина в Бишкек были подписаны изначально нереализуемые соглашения. «Впервые за 20 лет Москва сделала выбор», – декларировал официоз обеих столиц. Сегодня можно предположить, что для российского руководства обещание участвовать в строительстве ГЭС в Киргизии могло быть с самого начала большим политическим блефом ради сохранения республики в орбите своего влияния. Компания «ИНТЕР РАО ЕЭС», определявшаяся как оператор по реализации проекта ГЭС Камбарата-1, не торопилась с инвестициями, гипотетически имевшими исключительно политическую роль и не имеющими никакого экономического значения для России. У компании «ИНТЕР РАО ЕЭС» нет плановых средств на инвестиции в Киргизию – такое резюме озвучивалось еще в начале 2013 года.
Сегодняшняя скорость принятия решений на высшем киргизском уровне показывает, что в Бишкеке твердо решили привлечь новых инвесторов в эти проекты. Или по крайней мере провести очередную популистскую кампанию относительно грядущего энергетического могущества Киргизии. Для действующего президента и его окружения важно не строительство ГЭС как таковое, главная задача – поддержать тему строительства до предстоящих в 2017 году президентских выборов.
Но тема разрыва соглашений с Россией по гидроэнергетическим проектам в Бишкеке возникла не сама по себе. Она стала лишь наиболее звучной в цепочке наметившегося антироссийского тренда. 30 декабря 2015 года местным МИДом была высказана и неудовлетворенность участием в ЕАЭС, дипломатично сформулированная в перечень причин, которые «в краткосрочном периоде не позволяют обозначить преимущества КР от ЕАЭС». Противодействие российскому и евразийскому вектору развития – столь же не новая тема для Киргизии, как и мечты о гидроэнергетике, учитывая вполне прозападные политические биографии большинства нынешнего руководства. Притом что проблемы интеграции – не в противодействии Москвы, Астаны или Минска. До сих пор только 12 сельхозпредприятиям Киргизии разрешено экспортировать свою продукцию в страны союза, так как только они отвечают всем требованиям по ветеринарной безопасности. И жесткий отбор закономерен – в Киргизии часты заболевания животных бруцеллезом и сибирской язвой. Естественно, что параллельно растет разочарование в ЕАЭС и среди населения с его завышенными ожиданиями. Главным, хотя и сомнительным, фактором мирных прогнозов для республики, не имея в виду внешние воздействия, остается усталость общества от политической нестабильности 2005–2015 годов и готовность значительной его части принять стабильность на любых условиях по известному принципу «лишь бы не было войны».
Ну, и «серой зоной» региональной безопасности остается Туркмения с ее тревожными процессами. С осени прошлого года из района Герата на территории туркменского государства начали переправлять оружие. При этом все известные случаи происходят в створе Кушки (нынешний Серхетабад) и долины реки Мургаб. Переправленное оружие складируется в схронах, основные участники – афганские этнические туркмены, и характерно, что их командиры в основном обучались в Турции или арабских странах. Помимо стрелкового оружия в район Мары переправлено уже и некое количество ПЗРК (переносные зенитно-ракетные комплексы), что в современной террористической обстановке всегда представляет особую опасность. Марыйский вилаят Туркмении имеет свою специфику – проживающие там марыйские текинцы (представители племенной группы «теке») находятся в латентной оппозиции к доминирующим в госструктурах Ашхабада текинцам из региона Ахала. Помимо недовольства монополизацией ахалтекинцами основных госструктур среди элиты марыйских текинцев существует немало и других мотиваций к определенному сепаратизму. Трафик оружия из Афганистана происходит на разных участках границы, но все маршруты ведут именно к Мары.
Основным приоритетом для всех стран региона остается тривиальное выживание. Возможности и направления этого поиска различны. В Узбекистане, как и прежде, сильная роль государства пока позволяет маневрировать ресурсами, включая и сферу безопасности. В Казахстане в очередной раз предполагается переформатирование структур власти, что должно по замыслу повысить ее эффективность в непростом уже близком будущем.
