Довольно часто в нашей стране публичные люди, не владеющие государственным языком на должном уровне, становятся объектами порицания и стеба. При этом никакие заслуги, опыт, профессиональные качества не спасают их от общественной порки.
На днях под шквал критики попал новоиспеченный главный тренер сборной Казахстана по футболу Станислав Черчесов – за то, что вступил в перепалку с журналистом, задававшим ему вопросы на казахском. Хотя странно было бы в принципе ожидать знания государственного языка от иностранца, никогда не проживавшего в нашей республике.
В октябре 2023-го в похожей ситуации оказался министр промышленности и строительства Канат Шарлапаев (он родился и вырос в РФ, работал в разных странах, а в Казахстане к тому времени прожил лишь полтора года), который, по мнению журналиста, недостаточно хорошо отвечал ему на родном языке. На что чиновник заявил: «Не позволю относиться с презрением к моим усилиям и к усилиям большого количества людей, которые стремятся и хотят разговаривать на казахском. Ни в одной стране мира не высмеивают скудное знание языка, негативно реагируют только в Казахстане».
И примеров подобного рода много. Скажем, часто подвергаются обструкции министры и их заместители, которые в недостаточной степени владеют казахским, но пытаются общаться на нём с депутатами парламента, поскольку на этом настаивают последние.
Такая ситуация порождает ряд вопросов. Что должно быть в приоритете – знание языка или компетентность? Если человек способен принимать и реализовывать эффективные управленческие решения, но при этом не может грамотно изъясняться на казахском, стоит ли его за это критиковать? И откуда вообще взялся стереотип, что только владеющий государственным языком может быть хорошим руководителем и патриотом страны?
Сейткасым Ауелбеков, историк, кандидат философских наук:
«Кто выигрывает от таких выступлений госслужащих на госязыке?»
- Насколько мне известно, у нас нет закона, запрещающего использование русского языка как языка общения в публичном пространстве. Тем не менее, призывы руководства страны к тому, чтобы служащие всех рангов владели государственным языком, звучали не раз. Такая двойственная ситуация создает в умонастроении общества те самые стереотипы и «законы». И они будут набирать силу и распространяться, пока отсутствует однозначная трактовка использования казахского языка в широкой гамме практик общественной коммуникации. Такая работа, понятно, требует гибкости и оперативности государственных органов при реагировании на новые тенденции.
А если учесть, что каждый обсуждаемый в этом высоком учреждении вопрос имеет важное государственное значение, то как называть такую «заботу» о повышении статуса казахского языка? Не лучше ли в таком случае позволить министру отвечать на поставленные (пусть даже на казахском) вопросы на том языке, на котором он хорошо формулирует мысли? На мой взгляд, это не только и не столько вопрос эффективности организации работы мажилиса, сколько вопрос уважения к человеческой личности. При этом качество дебатов от такого формата их проведения, уверен, только повысится.
Соответствующая инициатива, думаю, должна исходить от самих мажилисменов. Причем не только в форме принятия паранормативного акта, но и акта в чистом виде. То есть им нужно на деле показать, как это работает - процедурно, этически и организационно. Что помогло бы и работе маслихатов других уровней, где наверняка тоже возникают подобные ситуации.
Хотелось бы отдельно остановиться на характере отношений журналистов и госслужащих. Да, к сожалению, словесные перепалки между ними случаются чаще, чем мне хотелось бы наблюдать как читателю и зрителю. Но я не буду говорить о приоритете при выборе между профессиональной квалификацией и знанием казахского языка в том смысле, в каком вы ставите вопрос. Предлагаю посмотреть на него с другой стороны.
Мне кажется, в нашем обществе – в любой его сфере – культивируется склонность к максимализму, предрасположенность к крайним формам как в суждениях, так и в поступках граждан. К примеру, я часто вижу в заголовках статей слова «жестко ответил», «ведет агрессивную политику» и т.д. Мы привыкли воспринимать это обыденно, как бы в порядке вещей, хотя синонимами к этим словам являются: «недружелюбный», «опасный», «враждебный», «захватнический».
Поэтому я абсолютно согласен с ответом министра Шарлапаева журналисту. Каким бы напряженным ни был обмен репликами, каждый из нас всегда должен помнить, что уважение к человеку остается условием всякого общения и всякого публичного выступления.
Почему нам нравятся решительность, жесткость, почему мы предпочитаем их мягкости и приветливости? Вопрос специальный и очень сложный. Французская исследовательница древнегреческой философии Жаклин де Ромилли написала книжку, которая так и называется: «Мягкость в греческой мысли» (La douceur dans la pensée grecque). На протяжении 350 страниц автор прослеживает, как жесткость характера гомеровских героев постепенно трансформируется, превратившись в эпоху Аристотеля в понятие чести, а в эпоху раннего христианства став мягкостью, милосердием.
Если мы проделаем аналогичную научную работу, то есть выявим весь словарный состав, относительно понятий «жесткость» и «мягкость», начиная с древних тюрков и завершая современными гражданами, то наверняка лучше поймем истоки и природу наших вкусов в характере человека и в образе его поступков. А пока приходится удовлетворяться подобными экспертными опросами.
Эксперт, пожелавший остаться неизвестным:
«Вместе с русским языком от нас уйдут и знания, и профессионализм»
- Мы наблюдаем очень печальное зрелище, когда не только собственных граждан, но уже и зарубежных гостей, не владеющих казахским или слабо говорящих на нем, считают чуть ли не врагами, неполноценными людьми. При этом совершенно не учитывается их профессиональная, научная, человеческая составляющая, которая, как ни крути, без русского языка немыслима.
Почему все наши классики, просветители и передовые люди агитировали за изучение русского языка? Не потому, что они были продажными или «орыскулами», а потому, что это уникальный язык для нас, отдельно взятой страны. Без него Казахстана как государства не было бы вовсе. И если мы возьмем и отменим его, за что ратуют национал-популисты, то не станем богаче – ни духовно, ни интеллектуально, ни материально, а, наоборот, будем стремительно деградировать. Русский язык - база всей нашей современной деятельности, он нам жизненно необходим.
Понятно, что сам по себе казахский язык ни в чем не виноват. Напротив, он нуждается в адекватном развитии, приоритетном финансировании и в доброжелательном отношении, а не в насильственном внедрении. Давайте смотреть на вещи реально. Казахский язык –средство общения только казахов с казахами, причем не со всеми. Тогда как русский - средство общения казахов с казахами, казахов с неказахами, неказахов с неказахами. Кроме того, это средство познания мира, инструмент образования и развития. Такие функции казахский язык не тянет и не потянет еще долго (не хочется говорить, что никогда). А сейчас мы, по сути, столкнулись с попытками заменить им русский язык, что является утопией с весьма пагубными последствиями. Все-таки казахскоязычную среду сложно назвать технологичной, тем более с приставкой «высоко». Как правило, это сельская местность, акиматы, госорганы, силовые структуры, но отнюдь не сложные производства, новые технологии, промышленность, наука.
Можно внедрить казахский язык, заставить всех говорить на нем, но поднять до высокого функционала в обозримый срок не получится. Для этого мы должны сделать его насыщенным и созидательным, создать на нем массу научных трудов, технологических разработок, философских и литературных произведений. Кто-то скажет, что достаточно просто перевести на казахский то, что уже есть. Но ведь и эта работа требует людей, включенных в процесс духовного, технологического, научного созидания, а не каких-то сторонних переводчиков. В стране, увы, таких почти нет, и никаким приказом президента они не появятся вдруг. И потом, кому будут предназначены эти переводы трудов ученых, инженерные и духовные достижения? Надо признать, что это все не востребовано, поскольку не стало частью нашей гораздо более простой и примитивной жизни.
Как бы неприятно это ни звучало, но казахский язык пока не заслужил того места, на каком мы его мечтаем видеть. Путь туда очень долгий и, главное, – естественный, ускорить его навязыванием и окриками невозможно. Агрессивными методами, к которым прибегают языковые вандалы со своими патрулями и прочими инструментами давления, мы только породим отторжение. Вся эта несдержанная и не очень умная казахизация рождает ксенофобию, но никогда не сделает госязык весомым и интересным. Все, на что ее хватает, – это на то, чтобы переименовать проспект Гагарина да публично осрамить министра, плохо изъясняющегося на казахском...
Наше общество скатывается в слепоту и черноту. Как отметил один из экспертов, у традиционного населения даже устройство времени и пространства совершенно иное. Оно никуда не стремится, выбирает простые формы работы и ежедневно борется за теплые места. Согласитесь, трудно себе представить в условиях такого социума какие-то серьезные достижения. Но, похоже, нынешние власти закрывают на это глаза и вместо выстраивания цивилизованной языковой политики заигрывают перед самыми отсталыми слоями общества, где как раз приветствуется дискриминация русскоговорящих. Это не просто ошибка, это преступление.
Лучшим выходом из ситуации для властей, да и для всех нас был бы технический закон, обязывающий все документы, вывески, публичную информацию размещать на двух, а еще лучше на трех языках - казахском, русском и английском. Без ненужных и бесплодных дискуссий с националистами. И тогда проблема уйдет на второй план, станет уделом маргиналов. Если же оставить все как есть сейчас, то проиграют не русские, не корейцы, не уйгуры и другие этносы, проживающие в Казахстане, проиграет сам казахский народ, который, утеряв русский язык, лишит себя прогресса.
