С религиозностью вопрос, конечно, очень интересный.Государство ищет в ней некие духовные традиции, путая религиозные (в каноническом формате) и национальные (в формате сильно идеализированном). Это создает кашу, поскольку население, во-первых, религиозно только внешне, формально, и эта религиозность больше замешана как на доисламских традициях, так и на мистицизме и даже эзотерике.
Во-вторых, неофиты из числа молодежи усваивают только внешние формы (бородки, платки, четки на зеркале внешнего вида) и самовыражаются через них. Еще в советское время религиоведы замечали, что основным маркером является у большей части населения обрезание и отказ от свинины, которые вообще-то не сколько про религиозные догмы, столько про национальные традиции семитских народов.
В-третьих, требования к «правильному» исламу в свое время потребовали сформулировать спецслужбы, которым нужна была правовая основа для борьбы с экстремистами. ДУМК ничего придумать не смог, и ханафитский мазхаб был введен в норму усилиями АП, АДР и КНБ. Население, как уже отмечалось, и раньше не было религиозным, и теперь не сильно «сидит на коврике». Ислам пытался зайти с Юга (Бухара) и с Севера (попытки исламизировать казахов при Екатерине II и позже), но наталкивался на местные обычаи и нравы. По сути, он более или менее расцвел только в советское время, когда население массово перешло к оседлости, и возник запрос на «национальный колорит».
Ислам, который в советских условиях был вынужден сильно сменить риторику (в частности, отказаться от призывов к джихаду, парандже, многоженству и т.д.), сделал ставку на интеграцию с национальными традициями и обрядность (что мы видим по сей день). Многие, кстати, не в курсе, что еще в 70-е отдельной фетвой был отменен женский «дресс-код».
По большому счету духовенство символизирует «духовность», сидит на взносах меценатов и оказывает платные услуги населению (без чеков и кассовых аппаратов).
Кроме того, активно расцвел культ святых, в число которых были инкорпорированы доисламские персонажи. Вообще, такие культы в условиях любой монотеистической религии представляют собой адаптированный политеизм и популярную у населения практику договариваться с божествами.
Но это тема отдельного разговора.
Нынешнее духовенство пытается играть роль того самого носителя духовным ценностей, которое видит в нем государство в обмен на неприкосновенность доходов и статусность.
В этом плане толку от него мало. После того, как первый президент настоятельно порекомендовал принимать фетвы по важным вопросам, ДУМКовские улемы занялись вопросами маникюра или автобартера, а в нынешнее время активно работают по информповестке госорганов (лудомания, электронные сигареты и т.д.). Реакция населения показывает, что мнение мулл по поводу того, что «харам», а что нет, ему достаточно фиолетово.
Вопрос в том, что попытки навязать некие каноны, не имеющие ни исторической основы, ни соответствия с менталитетом, особого смысла иметь не будут.
Более того, продолжающаяся пропаганда религиозности, на фоне снижения качества образования в стране и социальных неурядиц, создает питательную среду для пропаганды салафизма, который, даже судя по беспомощным выступлениям имамов, больше отвечает запросу бедных и необразованных масс на «справедливость».
Мы видим, что в эту игру активно играет и часть элиты, и организованная преступность, рассматривающие соответствующую пропаганду как рычаги мобилизации и управлениями коллективами.
Элиты в принципе любят играть в религию; вспомним суфистов и коранитов, но здравые люди понимают, что чрезмерная религиозность в современных условиях – тупиковый путь. Взять хотя бы Ближний Восток: с одной стороны, построенное на принципах религиозной исключительно государство, а с другой – противостоящие ему повстанцы, объединенные своим религиозным фанатизмом. И то, и другое – антипример для Казахстана.
Год назад на съезде мировых религий президент Токаев говорил о том, что «главными хранителями гуманистических идеалов являются традиционные религии».
Уже в этом году глава государства отметил: «Примерно 85% людей в мире относят себя к той или иной религии, что делает ее значимым фактором нашей жизни. Поэтому религиозные лидеры оказывают значительное влияние на глобальные дела. Кроме того, священная ценность человеческой жизни, взаимная поддержка, отказ от разрушительного соперничества и вражды – это принципы, которые разделяют все религии. Поэтому я убежден, что эти принципы могут лечь в основу новой мировой системы».
Токаев, судя по всему, пытается и во внутренней, и во внешней политике использовать гуманистическое начало религий, но сегодняшняя конфронтация явно топит перспективы мирного сосуществования, особенно между исламом и иудаизмом. Про христианство сейчас лучше не упоминать, поскольку на Западе традиционные ценности, лежавшие в его основе, по сути, рухнули, и носителем христианских ценностей является скорее Восток в лице России (отметим еще и достойный традиционализм нынешнего грузинского правительства). Запад выступает на стороне Израиля, что вызывает соответствующую реакцию.
Понятно, что рост религиозного радикализма отражается на внутренней политике многих государств, относящих себя к исламскому миру. Само это понятие условное, поскольку он сильно расколот – и в религиозном, и в этническом, и в политико-экономическом отношении, но рост радикализма будет очевиден.
Государство не готово отойти от синтеза «национальных и религиозных традиций» как основы «духовности», да и президент Токаев недавно отметил, что светскость можно охарактеризовать в том числе и как «почитание нашей традиционной религии».
С учетом последующих заявлений разных чиновников и политических деятелей, можно понимать, что официальный ислам включен в идеологию, а секуляризм распространяется только на салафитов (которых кое-кто даже отнес к «Старому Казахстану»).
Позиция весьма неустойчивая, поскольку не учитывает, с одной стороны, интересы светского населения, а с другой – дает питательную почву для атак и провокаций радикалов.
Но государственные органы исходят из нормы, что население практически полностью верующее и сами себя загоняют в угол.
Тезис о новой мировой системе, основанной на гуманизме, можно, конечно, истолковать как идею создать новую мировую синкретическую религию, но такой опыт был только у императора Великих Моголов Акбара, а его потомки от веротерпимости быстро перешли к фанатичной религиозности и ныне мы хорошо видим последствия в виде суверенных Индии и Пакистана, точащих друг на друга атомные бомбы. Да и ресурсов Казахстана на мировую религию не хватит, хотя, если посмотреть на схожесть платформ, да и историю, то легко заметить, что большинство мировых религий основано на массовых заимствованиях друг у друга. Так, иудаизм позаимствовал тему единобожия у египтян времен Эхнатона, мифологию – у шумеров, дуализм – у зороастрийцев; христианство развилось на базе иудаизма, зороастризма и популярных в Средиземноморье культов Митры и Изиды; ислам вырос на христианстве, зороастризме и старых арабо-семитских культах (не говоря уже о взаимном влиянии с буддизмом). Тюрки-кочевники исторически «сидели» на тенгрианстве и шаманизме, а в более историческое время – на несторианстве и буддизме (а в Средней Азии интегрировали еще и местными огнепоклонниками-индоевропейцами). Так что история дает достаточно интересный опыт, тем более что древние культы с переходом на другие религии не отмирали, а принимали новые формы. Но это – история, из которой никто особо уроков не делает. А нынешняя реальность такова, что мы видим – и внутри, и снаружи – механизмы принятия решения, основанные не на фактах, а на мифах.
Возникает тупик, основанный на серии ошибочных оценок. Государство «качает» духовность и стимулирует псевдотрадиции, а получает рост клерикализма и питательную среду для радикализма.
Нужен адекватный подход к менталитету и традициям, без пафоса и идеализации. И исходить надо не из того, что было (или могло было бы быть), а из того, что нужно сейчас и нужно будет завтра.
