К 125-летию большого советского писателя, крымчанина Есть повод открыть и перелистать томик его стихов. Непременно взгляд упадёт и задержится на строчках «Убить Россию – это значит,/Отнять надежду у Земли». И пробежать, не останавливаясь, по написанному в 1942 году, поразительно совпавшему с днями нынешними:
Взлетел расщепленный вагон!
Пожары… Беженцы босые…
И снова по уши в огонь
Вплываем мы с тобой, Россия…
…Какие ж трусы и врали
О нашей гибели судачат?
Убить Россию — это значит
Отнять надежду у Земли.
В удушье денежного века,
Где низость смотрит свысока,
Мы окрыляем человека,
Открыв грядущие века.
И до этих строк дойдём:
Мы не страну в тебе боготворим, Россия,
Ты больше, чем страна:
ты – мир!
В тебе судьба всего земного шара,
Твоя дорога словно Млечный Путь…
Их автор, – поэт, драматург, фронтовик, называл себя «Вечным ратником рыцарского Ордена Стиха». А был ратником страны своей, пройдя военными дорогами без страха, без сомнений, что есть главное предназначение человека, чья Родина Россия: защищать её до последней капли крови, какому бы народу бегущая по твоим жилам кровь не принадлежала. Размышляя о своём происхождении: «Откуда пошли мои предки? С гор?/ С моря? С поля?», сам себе отвечал в романе «Пушторг»: «Но до сих пор/Несу я в крови, от эпох молодея,/ Скифа, эллина, иудея».
Исследователи приводят стихотворение, обнаруженное в фондах Симферопольского Дома-музея Ильи Сельвинского, ранее неизвестное, свидетельствующее о том, кем поэт себя считал вне официального дискурса:
Ну, что ж. Откроюсь: я еврей,
Я белый негр твой, Россия,
Где нет рабов, где нет царей
И – боже упаси – расизма.
Написано оно было Сельвинским в трагическое время с печально знаменитым процессом «врачей-отравителей» в 50-е годы. Конечно, происхождение неотъемлемо от традиций семьи, от атмосферы, в которой человек взрослеет. А вырос в ней русский советский писатель, теоретик стиха, один из крупнейших представителей авангарда в русской поэзии, основатель и председатель Литературного центра конструктивистов.
Его жизнь и творчество связаны с двумя крымскими городами: Симферополем, где он родился 24 октября1899 года и Евпаторией, куда семья переехала в августе 1911-го. В городе у моря он окончил мужскую гимназию, которая теперь носит его имя. В газету «Евпаторийские новости» в 1915 году принёс свою «пробу пера», и стихи был опубликованы. Недолго проучился в Симферополе на медицинском факультете Таврического университета, затем на юридическом. Летом 1921 года двадцатидвухлетний юноша отправился в Москву вслед за одной из шести старших сестёр, Генриеттой. Продолжил учёбу на юридическом факультете МГУ, а затем окончил ещё и факультет общественных наук.
Жизнь его смолоду проходила в длительных путешествиях. Легко сходился с людьми разных народностей, вникая в их языки. Спокойно изъяснялся не только на русском, но и на украинском, на иврите, наречиях народов Севера. И даже использовал их в своих произведениях.
Прослывший авангардистом поэт не чурался и соцреализма. Размышлял, живо и откровенно реагировал на происходящее в обществе:
Мы путались в тонких системах партий,
Мы шли за Лениным, Керенским, Махно,
Отчаивались, возвращались за парты,
Чтоб снова кипеть, если знамя взмахнёт.
Его охотно публикуют в журналах. Он выражает себя и в стихах, и в прозе, и в драматургии. И почти все произведения тех лет, среди которых экспериментальные стихи «Рекорды», эпопея «Улялаевщина», рифмованная повесть «Записки поэта», роман в стихах «Пушторг», трагедия «Командарм-2», драматическая поэма «Умка – Белый Медведь», трагедия «Рыцарь Иоанн» подвергаются жёсткой критике. Уж больно это всё отличалось от общепринятого в литературе тех лет. Многим он отвечал эпиграммами, вызывая новый шквал нападок. Чаще всего схлёстывались они с Маяковским, оставаясь при этом если и не друзьями, то добрыми товарищами. Поэт-трибун в обиду его другим не давал.
Война изменила Илью Львовича круто. Он ушёл на фронт в 1941-м, и все годы – в самых горячих местах. Батальонный комиссар, подполковник бил фашистов на Крымском, Кавказском и Прибалтийских фронтах. Дважды контужен, тяжело ранен. Награждён за отвагу и мужество орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, тремя орденами Красного Знамени, медалями.
Конечно, писал. Как всегда образно, метафорично.
Как девушка, что ранена в бою,
Но не сдаёт позицию свою,
Военною овеянная славой,
Прильнувшая к заветному курку,
Стреляет золотая Балаклава…
Поэта-фронтовика печатают в главной военной газете «Красная звезда». Он пишет о зверствах фашистов и их пособниках. Чего стоит только одно его «Я это видел», переданное в редакцию из Керчи 27 февраля 1942 года:
Нет! Об этом нельзя словами –
Тут надо рычать! Рыдать!
Семь тысяч расстрелянных в волчьей яме,
Заржавленной, как руда…
Семь тысяч трупов! Евреи… Славяне…
Да! Об этом – нельзя словами!
Огнём! Только огнём!
Оно о расстрелянных в посёлке Багерово детях, женщинах, стариках. Керченский Багеровский ров с телами мирных жителей протянулся на километр.
А ещё из Керчи, немного ранее – 13 февраля 1942 года, Илья Сельвинский передал «Балладу о ленинизме». Она навеяна реальным событием. В центре города стоял бронзовый памятник Ленину – во весь рост с вытянутой правой рукой. Когда «Вражьи дивизии// С моря пришли», они сбросили фигуру, а на оставшемся штыре повесили пленённого молоденького политрука. Свидетели зверства рассказывали, что задыхаясь, он успел вытянуть правую руку, так, как делал этот вождь…
За стихотворение, ставшее гимном Крымского фронта «Боевая Крымская» заместитель наркома обороны наградил Сельвинского золотыми часами.
«…Гей родная, близкая,
как своя семья,
Боевая Крымская
Армия моя!
Вот уже за кровлями
Виден Карадаг.
Ну-ка, братцы кровные,
Двинемся в рядах.
Разобьем уродину,
Свалим, разгромим,
Возвратим на родину
Друга – мила – Крым.
И это разве не актуально сегодня? Друга мила Крым на Родину вернули потомки тех, кто защитил страну тогда, и защищают, как они, сейчас. Защитят, и не отдадут никакой «уродине».
Сердце поэта билось в унисон с сердцами сражавшихся рядом татар, грузин, армян, азербайджанцев, бурятов, якутов, советских людей, поднявшихся как один против фашистских полчищ. Их вели в бой стихи сражавшихся рядом советских поэтов, среди которых был и Илья Сельвинский.
Его призывы поднимали людей из окопов, и они шли на танки, бросались грудью на амбразуры.
Вставай, Кубань, казачья слава!
Вставай, родимая, быстрей.
На правый бой, на бой кровавый
Скликай своих богатырей!
он обращался к неукротимым воинам:
О, вы, штандарты дедовских побед,
России величавая отрада!
Развеяв
Гитлеровский
Бред,
Меж вас пылает знамя Сталинграда…
Стихи тех лет пронизаны любовью, страданием. И гневом. Лев Озеров запечатлел образ Сельвинского словами: «Из ноздрей вылетает огонь», который родился у него ещё до войны от темперамента, энергетики, исходившей даже от лирических строк. Потом этот огонь испепелял врага, освещал путь бесстрашным воинам света.
Лев Озеров признавался в предисловии к сборнику избранной лирики поэта: «Когда в ранней юности я читал стихи Ильи Сельвинского, мне казалось, что у человека, написавшего их, из ноздрей вылетает огонь, грудная клетка движется, как кузнечные мехи, что под его загорелой крымской кожей перекатываются литые шары. Позднее я познакомился с автором "Улялаевщины" и "Охоты на тигра". Действительно, я увидел сильного человека, в молодости "работавшего борца" в цирке, перепробовавшего множество различнейших профессий, скитавшегося по всем широтам и долготам.
Каждый художник стремится быть вровень с веком. И даже впереди него… Илья Сельвинский писал о прошлом: IХ век Азербайджана, средние века, эпоха Петра, предреволюционная пора, Октябрь. Он жил настоящим: предвоенные годы, Великая Отечественная, эти дни…Он мечтает о чуде любви, о чуде вечной юности, о чуде человеческого братства…».
Очень точная характеристика Личности поэта. В его творчестве множество стихов-посвящений Родине. Это – из пролога к драматической трилогии «Россия». Признавая: «Есть в России то, что родины дороже, что делает ее святынею для всех», он вопрошает:
«Но как ухитрился в сермяжке дырявой
Душу сберечь этот странный народ?
Совести как сохранил постоянство…»
И признается:
«Сказать сегодня не берусь,
Но знаю: в парках будущего встанет
Среди цветов
эмблема счастья:
Русь…»
Он был предан всем своим профессиям, мирным, военным, везде и всегда идя по поэтической стезе, веря:
Что б ни случилось – помни одно:
Стих – тончайший громоотвод!
Любишь стихи – не сорвёшься на дно:
Поэзия сыщет, поймёт, позовёт.
Поэтом-оркестром назвал Илью Сельвинского поэт, художник, философ Максимилиан Волошин, подписывая подаренную ему акварель. Точнее не скажешь.
На надгробной плите, сошедшего с земного круга 22 марта 1968 года поэта, на Новодевичье кладбище выбита его просьба: «Народ! Возьми хоть строчку на память!». Из стихотворения «Молитва»:
Ни к чему мне тосты да спичи,
Не прошу я меня обрамить:
Я хочу быть всегда при тебе.
Как спички.
Все его строчки с нами. И лирические, и эпические. Написанные от души и для души каждого читающего. Со сцен звучат его стихи, среди которых ставшие с музыкой Матвея Блантера популярной песней шуточная «Черноглазая казачка», написанная после войны. Поют её и в праздничных застольях, и на торжествах исполняют эстрадные и оперные певцы, прославленные хоры.
Искавший «в искусстве живую кровинку» – нашёл её, и не одну.
Его отчий дом стал в 2009 Домом-музеем, где сохраняется его дух, всё дышит творчеством. Здесь много лет проводились посвящённые его творчеству Крымские научные чтения, в которых принимали участие филологи, историки, краеведы России, Украины, Канады, США. Доклады опубликованы в пятнадцати сборниках. Верим, что чтения возобновятся.
Но дом не пустует и сейчас. Здесь проводят свои встречи ученые, художники, писатели, студенты. Поклонники творчества Сельвинского приходят на все выставки, которые дополняют постоянную экспозицию новыми фотографиями, документами, книгами. На художественные вернисажи.
Об отчем доме Илья Львович писал так: «В районе обширной греческой церкви, есть залитый звоном колоколов переулок, такой крошечный, уютный, занятный, что кажется архитектурной иллюстрацией к сказке Андерсена. В этом переулке, который называется Бондарным, стоит двухэтажный дом с шестью античными головками на фронтоне. Живут в доме люди, и, конечно, считают головки просто лепным украшением, но хитрый дом, который ничего людям не рассказывает, сам-то прекрасно знает, что головки эти носят имена: Соня, Ольга, Генриетта, Раиса, Мария и Паулина. В этом доме я родился в 1899 году, головки вылеплены в честь моих сестёр, а волны колокольного звона стали первым поэтическим ощущением».
Тем, что дом поэта ожил, мы обязаны падчерице его Цецилии Александровне Воскресенской и его родной дочери Татьяне Ильиничне. Это они, обе для Ильи Львовича одинаково любимые и дорогие, обратились к крымским властям с предложением создать мемориальный музей в родовом гнезде Сельвинских. Их идею горячо поддержали Лев Озеров, Константин Симонов, Белла Ахмадулина, Василий Лановой, Ольга Остроумова, крымская общественность.
Отмечая заслуги поэта, председатель комиссии по литературному наследию Ильи Сельвинского Лев Озеров подчеркнул: «Он дал историю в развороте от средневековья до современности. Он дал общество в разрезе: от холопов до царей. Он дал все виды и жанры литературы: от двустишия – до романа в стихах, от сонета до эпопеи. Он дал впервые в русской литературе свод былин киевского цикла "Три богатыря". Он дал просодию: от ямба – до тактовика, от хорея – до верлибра. Поэтический материк Сельвинского густо заселён народами, и в этом многоголосье слышится неповторимый язык каждого человека».
Общие усилия вдохнули новую жизнь в старые стены. В них к 125-летию поэта открылись две новые сменные выставки: одна напоминает об истории создания музея, вторая рассказывает о постановке трагедии Сельвинского «Командарм 2», осуществлённой Всеволодом Мейерхольдом на сцене его театра. Режиссёр отмечал, что и от него, и от актёров потребовалось большое творческое напряжение: «Для того чтобы пьеса эта "дошла" до современного зрителя, отученного драматургами от восприятия сложных сценических произведений, театру совместно с автором надо было создать новый манускрипт трагедии, назначением которого стало представить актерам сценический материал, легче доходящий до зрителя, чем тот, с которым публика успела ознакомиться на страницах "Молодой Гвардии". Виртуозные рифмованные стихи с непривычными для театра созвучиями и богатой игрой слов, грудная экспозиция, большие монологи у одного из действующих лиц, построенные на изощренности его эрудиции, сплошное сплетение нескольких тем и многое в таком роде. Но все эти трудности надо было преодолеть ради того, чтобы втянуть на сцену Сельвинского. Правильно отметил Харьковский "Пролетарий" (26 июня 1929 г.): "Командарм 2" яркое доказательство того, что тема о гражданской войне не устарела. Устарели трафаретные приемы подачи этого грандиозного материала. Современному советскому театру нужна не сотая вариация на тему "Любови Яровой", а глубокое и художественное проникновение писателя в героическую эпоху».
Эти слова легко отнести и к современности. Эпоха у нас нынче героическая. И требует соответствующего художественного осмысления и проникновения.
«Виртуозу стиха», «Ференцу Листу в поэзии» (Анатолий Луначарский), «Золотоискателю в поэзии» (Назым Хикмет) было и это подвластно. Как заметил народный артист СССР, режиссёр Евгений Симонов «…стихотворные драмы написаны пророками и богами, к которым принадлежит и Сельвинский».
