Трёхгранным штыком.
Советской сатиры.
Страшное, к слову, оружие.
Впрочем, почему же советской?
Общечеловеческой.
Ведь так, ведь верно?
Был у неё голос — Левитан.
Было у неё слово — Симонов, Эренбург.
Был у неё и карандаш в руке — Кукрыниксы.
Хуже другое: забрасывая прямо сейчас мировую сеть, что тащите вы в первую очередь на берег по запросу «Кукрыниксы»? Муть. Некую рок-группу, по абсолютно неизвестной причине узурпировавшую чужое и более чем достойное имя, а ещё потом от него и отказавшуюся по причине идеологических расхождений, неблизости взглядов и вообще.
Неплохо так.
На горбу чужом проехались.
Но вопросы — они, как и всегда, в наибольшей степени к нам, ныне живущим. Мало помним, плохо знаем, удачно дистанцируемся.
А картину «Конец» видели? Это та, где Гитлер из бункерной двери колоритно вываливается, а прочий персонал его пребывает в глубоком алкогольно-депрессивном смятении. Второе название — «Последние часы в ставке фюрера». Не видели? Так посмотрите. Это вам не… Рок как бы, как бы группа…
Окна ТАСС.
Огромные.
В человеческий рост.
Кукрыниксы разят без пощады.
Уже на пятый день Великой войны.
Немцы смрадной гадиной танковых клиньев вползают в наши пределы. В огненном смерче погибает Минск. Рваный фронт более прочего похож на сон кошмарный, в котором, непрерывно надрываясь, хрипнут оборванные по проводам «тарелки» — «малой кровью на территории врага!» Всё складывается хуже некуда, да и того «хуже некуда» ещё почти никто не понимает и умом охватить не может.
Но.
Кукрыниксы, подобно титанам древности, спокойно себе удерживают красный небесный свод — вот он, Гитлер, крыса из крыс, вот они, прихвостни его, выродки рода человеческого, смотрите, не говорите, что не видели. Детям своим, внукам расскажете. После всего.
Наше дело правое.
Враг будет разбит.
Победа будет за нами.
Куприянов — Крылов — Соколов — как Бог показал-указал пальцем: «Вы, трое, — у этих врат. Триедино. Держать удар!»
Вдумайтесь. Три академических художника, три мастера, каждый из которых — вещь в себе. И никакой тебе распри, смуты, «естественной борьбы за первенство». Естественной для кого? Для советского человека? Для того, кто Великим Октябрём выкован? Десятилетия вместе. До гробовой доски. А уж в ту войну… Нам так работать — лучше сразу умереть. От немощи, перенапряжения душевного и неизбывной тоски…
«А как оно будет?!.»
«А вдруг оно никак совсем не будет?..»
Они, те самые Куприянов — Крылов — Соколов, о таком не думали. За ненадобностью и по причине отсутствия времени. На ерунду.
Впрочем, и после Победы работы у них ну нисколько не убавилось. Вся та кровавая военщина со звериным оскалом империализма, о которой нудно и настойчиво талдычили большевики, она ж и дня покоя миру не давала. Миру! Не только нам! Советским…
Всё оказалось правдой.
Вся коммунистическая пропаганда.
И разве хоть что-то изменилось в нашем дивном мире? Разве ныне во Вьетнамах и Родезиях белые господа не перестали истреблять «лишних прямоходящих» себе на выгоду и дикую забаву? Разве?.. Поплачем. Вместе. В три ручья.
Вот только Кукрыниксы не плачут.
Вот они, ожившие в кинохронике, трое у врат, в зале нюрнбергского процесса. Спокойные и неотвратимые, словно кара Господня. Делают зарисовки крысиной стаи, забитой штыками в угол. И смотришь на те зарисовки и понимаешь: ещё бы чуть — и мир под откос, кабы не «Красная армия всех сильней».
Что ещё нужно сказать, чтобы каждый из нас пошёл в эти дни в Манеж — отдать должное трёхгранному штыку сатиры? Да! Огромная выставка! В самом центре столицы нашей Родины!
Просыпаемся?
Просыпаемся.
Если что, и на всякий случай — были они серьёзными книжными иллюстраторами крупнейших литературных памятников. Именно за это не единожды присуждалась триединому их союзу Сталинская премия. И ещё за картину «Конец». А если в целом, ходили они каждый день на работу, и дело своё знали досконально, и делали его более чем хорошо.
Сыщите сейчас таких.
Никакой фонарь в поисках не поможет.
Двигаясь по залам грандиозной выставки в Манеже, где и в каких местах ощущаем мы комок в горле, леденящую хватку истории? Почти везде. Почти везде…
Мы обязаны помнить.
Беспамятным счастье не положено.
Куприянов — Крылов — Соколов!
Штыком — коли!
Прикладом — бей!
